На исходе дня. История ночи

Для выходцев из низов мир продолжал «движение» и после захода солнца. Если позволяла погода, друзья и родня собирались небольшими компаниями на природе после полуночи. Смех и дружеское общение, подогретое элем, пивом или вином, оживляли эти часы. «Каждый вечер в любой деревне, — писал Джованни Джелси об итальянских крестьянах в XVII веке, — вы можете видеть, как они вместе пируют и пляшут, причем эти вечеринки продолжаются далеко за полночь. Смеясь нам в лицо, они от души веселятся». Работники и бедняки Рима собирались на Пьяцца На-вона, тогда как их собратьев в Париже влекли парк Тюильри или Люксембургский сад. Иезуиты в Баварии видели в подобных «ночных сборищах» «обычай, укоренившийся среди крестьян», а путешественник, посетивший Лиссабон, писал, что весельчаки «резвятся, пляшут и звенят своими гитарами от заката до рассвета». Житель Лондона жаловался на «шайки пустых, пьяных, распутных негодяев и игроков», которые ежевечерне собирались на открытых площадках²¹. В домах, сараях и конюшнях играли в карты и кости, делились историями и слухами, пели насмешливые песенки. Констебли в Беркшире однажды ночью обнаружили шесть парочек, «выплясывавших голышом». В балладе XVII века есть такие строки:

Пускай ленивцы-богачи
Бездумно пьянствуют в ночи,
А днем пусть дрыхнут на печи.
Куда уж им — бедняг подагра гложет!
А кто в дневной трудился час,
Пускается ночами в пляс
И до утра — иначе он не может!
А уж красоток обнимать
И губки девичьи ласкать
Умеем мы получше, чем вельможи!²²

Рабы очень часто отправлялись на свидания друг с другом в соседние владения, особенно если они были супругами и принадлежали разным хозяевам. Джордж Такер, правовед из Ричмонда, свидетельствовал, что их «развлечения» включали исполнение «легендарных баллад» и «рассказов, в которых чередовались диалоги и пение». «Ночь принадлежит им», — считал он. Посетивший Виргинию путешественник сообщал, что нередко раб, вместо того чтобы после окончания трудового дня предаться отдыху, «выходит ночью из дому и, как бы душно ни было, проходит пешком шесть или семь миль, чтобы принять участие в негритянских танцах, где он пляшет с поразительной живостью, не жалея сил». Чтобы избежать встреч с хозяевами, принимались меры предосторожности. Выходцы из Западной Африки научили остальных использовать в качестве «подслушивающего устройства» чайники или кастрюли. Если их перевернуть вверх дном, можно было услышать человеческие голоса и другие звуки. Используя традиционные знания, рабы определяли время по луне и звездам и возвращались домой до зари. Наряду с лунным светом дорогу освещали древесные факелы, они же согревали в прохладные вечера. «Эти старые добрые сосновые пучки горели долго и давали отличный яркий свет», — рассказывал бывший раб²³.

Разумеется, низшие сословия жаловали и питейные заведения. Излюбленные их места, такие как таверна «Дикарь» в Лилле или «Воровской бар» и «Шлюхи Евы» в Амстердаме, не давали простора для воображения. В 1590-х годах в «Темном кабинете» в Аугсбурге пряталась известная банда грабителей. Наибольшим злом в глазах представителей высших классов были пабы, открытые почти всю ночь. В Англии многие из этих «ночных подвальчиков», как их прозвали с начала XVIII века, выглядели как убогие, плохо освещенные лачуги. По контрасту с другими питейными заведениями они были доступнее по ценам и менее привлекательны для людей, находящихся на более высокой социальной ступени. Воняющие табачным дымом, рвотой и мочой, они имели стабильный поток клиентов, желающих провести предрассветные часы за выпивкой. Так, хозяин пивного погребка Джошуа Трэверс пьянствовал с товарищами до шести утра в лондонском пабе «Три кинжала». «Здесь [на вас] осыпается целый град ругательств и проклятий, непристойностей и ахинеи, богохульства и похабщины», — замечал житель Лондона. В Париже кутилы часто отказывались покидать кабаре в час закрытия. «Большинство владельцев кабаре, — жаловались власти в 1760 году, — не запирают свои заведения на ночь и обслуживают людей любого звания, часто давая приют распутным женщинам, солдатам, нищим, а порой и ворам». В середине XVII века «ночлежки» (sleeping houses) в Страсбурге подвергались нападкам за «все виды разврата, запрещенные танцы, чрезмерное пьянство, чревоугодие и веселье». В Виргинии плантатор Лэндон Картер не одобрял распространения в колонии «ночных лавок», популярных среди рабов и белых бедняков в качестве приемных пунктов для ворованных вещей. Эти лавки сбывали ром. Кроме того, их хозяева продавали «кому угодно что угодно». «В лучшем случае они тор1уют краденым», — бранился Картер²⁴.

III

Даже у самых незначительных и заурядных представителей рода человеческого в ночном мраке разыгрывается фантазия.

Томас Гарди (1886)[72]²⁵