На исходе дня. История ночи

Судя по судебным разбирательствам, проводимым в лондонском Олд-Бейли, проститутки были склонны к насилию. Тогда как некоторые из них находились под защитой сутенеров мужского пола, основная их часть работала сама по себе. Они не только воровали часы и деньги у клиентов, слишком пьяных или усталых, чтобы беспокоиться об этом, но еще и прибегали к грубой силе: ранили своих жертв или связывали им руки, пока шарили по карманам. В 1743 году Джон Кэтлин свидетельствовал против двух женщин, одна из которых сначала его «крепко обхватила руками», а затем «они вспороли мне штаны и вытащили деньги». Джозеф Лейсби был ограблен двумя проститутками в переулке. Одна из них удерживала его силой, пока другая убегала: «Она обругала меня и не отпускала; это внушило мне такой ужас, я уж думал, что она перережет мне горло»⁴⁶.

Ночное насилие часто являлось следствием демонстрации силы в компаниях молодых людей. Столицы и провинциальные местечки, города от Падуи до Нью-Йорка — все в различной степени страдали от ночных потасовок между юношами, разминающими мышцы, причем их численность значительно превосходила число гуляк-аристократов. В бандах преобладали ремесленные ученики и наемные работники, чей боевой дух изрядно подпитывался молодостью; временами к ним присоединялись слуги, а в колониях — рабы и свободные чернокожие. Достаточно типичной была жалоба лейпцигского муниципалитета в начале XVIII века: «Поздно вечером многие ученики, парни, горничные и прочий неженатый народ болтаются без цели на улицах и совершают многие непотребные вещи», кричат и «носятся повсюду». В XVIII веке волнения в различных районах французского города Лаваль происходили «почти каждую ночь». Такую молодежь называли «ночные бродяги» (coureurs de nuit). В итальянских городах молодежные банды были известны как nottolones. Один чиновник в 1605 году переживал за жителей Ковентри, которые «не чувствуют себя в безопасности, даже засыпая в собственных домах», из-за «распутных молодчиков». В ремонстрациях[76] говорилось о «ночных беспорядках и разгуле», о «буйных компаниях мужчин, детей и негров». В пиренейской деревеньке Лиму дюжина молодцов якобы ежевечерне собиралась «в одном частном доме, где они и решали, какое безобразие учинить в эту ночь»⁴⁷.

Для достижения максимального эффекта необходим был шум, и чем громче, тем лучше. Злобные ругательства, непристойные баллады и отдельные выстрелы служили глашатаями ночного царства молодежи, бросавшей вызов жителям респектабельных районов и возвещавшей о сопротивлении их господству днем. Молодые люди в Германии заслужили дурную славу тем, что распевали йодлем (Jauchzen). В Дании излюбленным «ритуалом» была безумная беготня по городу (grassatgang). Даже житель маленькой швейцарской деревеньки жаловался в 1703 году: «Молодые неженатые парни со свистом и криком носятся по улицам, издавая ужасные вопли и распевая йодлем». Часто какофонию усиливали горны, трубы и другие музыкальные инструменты, а также городские колокола, звон которых сонные горожане иногда принимали за пожарную тревогу. Возле здания суда в Филадельфии каждую ночь собиралось «много негров и прочих» с ведрами, используемыми в качестве барабанов. Еще более дерзкой была реакция рабов одной из ямайских сахарных плантаций на несчастный случай, в результате которого утонул племянник надсмотрщика. Томас Тистлвуд (сам надсмотрщик) записал в дневнике: «Вчера между восьмью и девятью вечера слышал звук выстрела у реки, а потом ночью на реке напротив хижин наших негров палили из двух ружей, громко выкрикивали „ура!" после каждого выстрела, полагаю радуясь смерти моего родственника. Странное бесстыдство»⁴⁸.

Часто за этим следовали акты вандализма. Основной удар принимали на себя жилища: стены забрызгивались грязью и экскрементами, медные дверные молотки выдирались из петель, а окна разбивались камнями. Перед входной дверью могли повесить мертвую кошку. Особенно страдали уличные фонари. И дело было не только в том, что молодежь впадала в неистовый восторг от битого стекла, но и в том, что тусклое свечение ламп угрожало лишить банду анонимности. В одну из мартовских ночей 1752 года манчестерские хулиганы совершили массовую кражу дверных молотков, предварительно разбив «множество фонарей на большей части главных улиц». Вскоре после установки верхних фонарей в Париже в 1667 году, вышло предписание, угрожающее наказанием «пажам, лакеям и другим людям, ведущим дурную жизнь, возмутителям общественного спокойствия, тем, которые разобьют фонари». А когда в Лавале купец вышел из дому, дабы проверить, что за беспорядки происходят на улице, какой-то юнец подстрекал своих товарищей «подстреливать любого, у кого есть свеча»⁴⁹.