На исходе ночи

Это о них думал Ильич, выступая с пламенной речью 5 марта 1903 года на митинге английских рабочих в Уайтчепеле, посвященном годовщине Парижской коммуны. Это о них думал он, ведя непримиримую борьбу на II съезде РСДРП против оппортунистов, за принятие революционной программы, за партию нового типа. Все помыслы вождя были устремлены к России и в весенние дни 1905 года, когда он здесь, в Лондоне, руководил работой III съезда партии, определившего тактику большевиков в буржуазно-демократической революции, и весной 1907 года, когда под его руководством проходил V съезд РСДРП. Важнейшее место в работе съезда занял доклад Ленина об отношении к буржуазным партиям. И работая в библиотеке Британского музея над философским трудом «Материализм и эмпириокритицизм», великий вождь в первую очередь имел в виду практику революционного движения в России.

Нам раздали фотокопии заявок на книги, написанные Марксом и Лениным. Однако на внушительного размера мемориальной доске у входа в зал среди сотен более или менее известных имен людей, работавших здесь, вы тщетно будете искать эти великие имена. Просвещенная, кичащаяся своей демократией английская буржуазия верна своему классовому чувству. Однако администрация музея, стремясь, видимо, показать свою объективность, все же не решилась не выставить в разделе «Знаменитые книги» «Капитал», изданный в 1867 году на немецком языке. Из таблички можно узнать, что первым иностранным языком, на который был в 1872 году переведен этот бессмертный труд, был русский. Английский перевод увидел свет спустя 15 лет.

В отделе редких рукописей собраны автографы Стивенсона, Байрона, Шелли, Китса, Голсуорси и других выдающихся прозаиков и поэтов Британии. Вот толстая тетрадь, исписанная мелким почерком Вальтера Скотта. Рукопись пьесы Оскара Уайльда с авторскими правками открыта на третьем акте пьесы «Как важно быть серьезным». Вся испещрена красными чернилами рукопись Джеймса Джойса. Интересно, что почти все английские литераторы писали не на отдельных листах, а в толстых общих тетрадях.

После чинной музейной тишины лондонские улицы кажутся шумными, хотя особого шума тут не услышишь. Река машин течет то быстро, то медленно, но беззвучно (здесь не сигналят по всякому поводу, а то и вообще без повода); лишь изредка раздается истошный рев полицейской сирены или кареты скорой помощи.

Быстро миновав короткую и тихую Рассел-стрит, на которой стоит внушительное здание Британского музея, наш автобус влился в автомобильное половодье на Блумсбери-стрит. Сэм демонстрирует (в который раз!) свое мастерство, продираясь сквозь плотные ряды машин. Сэм боится опоздать. Но больше всего боимся опоздания мы. Все-таки Сэм — лондонец, и не раз видел (а если нет, то может, когда пожелает, посмотреть) церемонию смены караула у Букингемского дворца. Для нас же это единственная возможность. Все-таки мы успели вовремя. Однако отыскать место, откуда можно было разглядеть, что происходит за чугунной с позолотой оградой королевской резиденции, оказалось не просто. Повсюду толпились любопытные и возле чугунных оград, и на мраморных ступенях огромного помпезного памятника королеве Виктории. Наконец, я пристроился между маленьким, увешанным кино- и фотокамерами японцем и какой-то парой, говорившей на совершенно неизвестном мне языке.

За чугунной оградой происходило между тем что-то непонятное. Сквозь монотонный шелест автомобильных шин и рокот тысячной толпы доносились отрывистые, лающие слова команд, мелодия военного оркестра, как две капли поды похожая на песенку из нашего фильма «Остров сокровищ» (был когда-то, очень давно, такой фильм, по роману Стивенсона). Все это продолжалось довольно долго. Наконец, ворота распахнулись, и под бессмертную музыку моцартовской «Свадьбы Фигаро» из них строем вышли дюжие молодцы-гвардейцы в высоких медвежьих шапках. Впереди колонны важно шествовала лохматая собака, заботливо покрытая белой попонкой. Пес очень походил на эрдельтерьера, только был значительно крупнее. Нам объяснили, что порода этого пса какая-то особая, редкая и что эта собака полка, приносящая ему счастье.

Смена караула закончилась, и толпа зевак многих национальностей, как мне показалось, несколько разочарованная, стала медленно расходиться. Честно говоря, столько наслышанный об этом традиционном церемониале, я ожидал большего, однако не пожалел, что оказался свидетелем этого в целом красочного и любопытного зрелища. Благо, погода стояла приличная. «В ненастье смены караула не бывает», — так нам сказала Вайлори. Наверное, все-таки бывает, караул ведь не может стоять бесконечно, только смена происходит без шума и помпы.