На южных рубежах

Все же, казахи были польщены приемом, устроенным специально для них начальником округа. Некоторые действительно, робко просили наливать им вина, чтобы соответствовать непонятной, но торжественной обстановке, в то время как даже сидеть на стульях, перед длинным дубовым столом, покрытым белоснежными скатертями, для многих было вновинку и гости предполагали, что именно так на севере потчуют самых знатных князей.

Были поданы нехитрые, но обильные закуски, кубки и пиалы стали осушаться быстрей. Татарин-толмач, стоявший позади Герасима Алексеевича, нарочито громко прочистил горло. Колпаковский поднялся с бокалом вина в руке и произнес:

– Уважаемые султаны и мурзы12! Сей бокал я поднимаю за вас и за благодатную землю Семиречья! Я благодарен вам за присутствие и за верную службу всемилостивейшему государю императору!

Казахи восторженно стали подниматься из-за стола, всячески благодарить начальника и ведомые скорее интуицией, нежели знанием чужестранного этикета, поднимали свои бокалы и кубки.

Бай Аманжол из долины Каргалы, кочевавший близ реки Лепсы, одной из семи рек региона, вместо бокала поднял кусок жареного мяса, насаженный на вилку, и так рьяно ею размахивал, что окружающие решили, будто бай берет слово. На него обратились взгляды всех пристуствовавших, а начальник приветливо и поощрительно кивнул. Незадачливому баю пришлось говорить, и вскоре обнаружилось, что он ничуть не растерялся в этом сиятельном обществе.

– Пусть Аллах благословит тебя, князь Калпак! – толмач знал, что фамилия начальника труднопроизносима для казахов, знал он также, что есть у казахов родственный народ – каракалпаки, и что иногда, обшучивая это сходство, между собой они называли Колпаковского «сур-калпак13», по цвету его посеребренных волос. Перевод, однако, был подобающий. – И вас сородичи мои! Всем известно, что мой древний род ведет свое происхождение от самого героя Амана, а еще ранее от монгольского нойона Алтана, а до него от самого хорезмшаха Ибрагима. Никто здесь не сможет упрекнуть мой добрый род в незнатности, ибо нет более древнего и почтенного рода, чем…

– Аманжол похоже перепил этого красного пойла! – шепнул соседу один из беков.

– Да, смотри как покраснел, настоящий кабан! – отвечали ему.

– Как бы этот боров не сказал лишнего при начальнике.

– Не скажет. Он слишком увлечен сказками о своем знатном роде, хотя еще его дед, Каражол, пас овец у небогатого воина из жалаиров14. Хе-хе.

– …тогда мой славный предок батыр Елжар в одиночку отразил нападение пяти сотен джунгарских всадников. Враги были повержены и с позором убрались с земель моего рода! Так…

– О, Аллах! Пусть отсохнет язык у этого толсторожего! – слишком громко сказал посланец дулатов15. Однако бай Аманжол уже пылал страстью истового рассказчика. Левый кулак он упер в бок, повыше зада, над бедром, выставил правую ногу вперед, пытался выпятить грудь, но получалось лишь округлить и без того выпирающий живот. Правой рукой он размахивал вилкой, будто поражая незримых врагов его предков.

– О, да! Мы воинственны – это известно каждому, от самого бедного шаруа из соседнего аула, до кокандского хана. Но и благородство…

Герасим Алексеевич хотел было вступить в разговор и задать Аманжолу прямой вопрос, от которого тот бы не отвертелся после такой тирады, но подумав, решил что это было бы преждевременно. Сытый человек – добрый человек, поэтому начальник решил дождаться последней части застолья, когда подадут чай, а пока слушал не столько речи Аманжола, сколько шептания остальных.

– …Акыны воспевали доблесть моего прадеда и до сего дня в народе ходит песня, посвященная этому славному человеку. Что же касается моего деда Даирбая, пусть он покоится с миром, то всем в Великой степи известно, и пусть отныне будет известно русскому князю, что он состоял батыром у хана Абылая16 и оказал ему ценнейшую услугу, за что хан одарил его белым арабским иноходцем, равным которому не было во всей Степи…

– Кто-нибудь должен заткнуть глотку этому дурню. Не иначе он собрался воспевать всех своих предков до седьмого колена17! – нервничали беки.

Тут, к огромному облегчению как гостей, так и хозяина, речь бая была прервана прислугой. Они вносили в зал огромные блюда с дымящимся мясом, ребрышками и корейками на решетках, горами филейных вырезок, посыпанных луком и специями. Аманжол сглотнул накопившуюся сиюминутно слюну, облизал губы и позабыл о необходимости завершить свою речь. Он опустился на стул, приблизился ближе к столу, готовый схватить самый сочный, самый жирный кусочек. Гости и начальник с облегчением последовали его примеру.