На южных рубежах

татары имели свои торговые точки и многочисленные связи.

Прапорщик владел русским и татарским языками наравне с родным, был на хорошем счету у своих командиров и имел высокие амбиции касаемо своей дальнейшей службы и продвижении карьеры.

В доме у него было немного места, однако, он заранее решил уступить и подготовил свою постель, для наибольшего удобства высокого и знатного гостя. Султан Аблес являлся его дальним родственников по матери, они были ровесниками, но происходил он из рода торе, потомков великого Чингисхана, был представителем ак-суйек25 и по своему происхождению стоял выше любого, сколь бы значимым и богатым тот не был. Кроме того, султан Аблес имел чин капитана императорской армии, так что он являлся и старшим по званию. В общем, встретил Кожегул своего знатного родича как положено, предоставил тому все удобства. Султан же был не привередлив, хоть и принимал почтительное обращение Кожегула как должное.

На следующий день, после того, как Герасим Алексеевич отпустил султана, тот проведал своих джигитов, весьма прилично расположившихся в Малой станице, в домах казаков по приказу начальника, а после принял приглашение Кожегула прогуляться по недавно разбитому Казенному саду, с большим количеством еще не вошедших в силу саженцев и деревьев, совсем маленьких и убогих, но еще не сбросивших листвы, так как стоял сентябрь. Посередине сада журчал пруд, в котором мирно плавали грациозные и аристократичные белые и черные лебеди, а вдоль была проложена дорожка, для удобства прогулок. Дивная лазурь безоблачного неба умиротворяла и даже самого хмурого человека могла обречь на добродушную улыбку.

Султан шел чуть впереди, со сжатыми за спиной руками. Казахи были одеты в мундиры с подобающими их чинам погонами и эполетами, сверху, застегнутые на все пуговицы их мускулистые тела обтягивали темные полукафтаны с юбкой, опоясанные кожанными ремнями в цвет, а снизу они носили белоснежные брюки. Вооружены они были саблями, а на головах красовались легкие фуражки.

Кожегул услышал шорох во все еще пышных кустах, с другой стороны от пруда, и инстинктивно схватился за эфес. Но, вскоре он что-то разглядел и его доброе лицо расширилось в улыбке. Он кивнул султану, словно приглашая его поучаствовать в забаве, и на цыпочках попятился назад. Он обошел густые заросли сирени подальше от того места, где был услышан шорох и замечено движение, чтобы зайти с тыла незамеченным. Султан стоял нахмуренный, с прямой спиной, всем видом показывая, что шутки он не понимает.

Тогда высокий голос заверещал «Ги-ги! Ч-чу!», будто бы понуждавший лошадь к ходу, и из кустов буквально выкатился толстяк, который был одет в роскошный шапан, украшенный шикарными золотыми узорами орнаментов, подпоясанный широким кожаным поясом с блестящими каменьями, и, несмотря на тряску, не потерявший покрывавшую лысую макушку такию. За этим чудом бежал смеющийся и подгонявший его Кожегул, – и тогда дрогнули султанские уста. Видно, Кожегул страшно испугал бедолагу нападением с тыла, так он еще и успел оторвать веточку с дерева и ею угрожал затаившегося до момента нападения в кустах тучного казаха.

Когда обнаружилось, что наблюдавший за ними из кустов толстяк был не кем иным, как давешним говоруном, любителем пустословных тостов, баем Аманжолом, султан засмеялся в голос.

– Ассалаумагалейкум, достопочтенный и высокородный бай из долины Каргалы, что близ могучей реки Лепсы! Правнук Елжара, внук Даирбая, соратника великого Абылай хана! – нарочито медленно и долго перечислял повеселевший султан, демонстрируя крепость памяти, пока тот согнулся в поклоне и не смел прерывать этот поток сарказма.

– Уагалейкумасалам, султан-торе, пусть Аллах продлит твои годы! – приветствовал бай в ответ, потом поморщился, потер зад, по которому попала палочка Кожегула и продолжил: – Ах, султан, если бы этот мелкий подлец не был твоим нукером, я бы отделал его как следует. Уложил бы пузом книзу и прогулялся бы камчой по его низкородной спине!

Кожегул не только не обиделся, но залился заразительным хохотом. Как и любой из албанов, он за словами в карман не лез, когда речь шла о дружеской беседе с добродушными шутками и необходимостью выдавать колкие, а подчас и тонкие ответы, чтобы не быть осмеянным самому.