На излёте, или В брызгах космической струи

Родители вдруг захотели навестить семейство Борисовцов. Дядя Женя и тетя Тося были давними приятелями родителей, а их три сына: Вовка, Сашка и Женька, – нашими с братьями ровесниками и друзьями детства. Родители наших друзей работали в общежитии, корпус которого был как бы зеркальным отражением корпуса, где жила Людочка. Вся семья много лет прожила в обычной комнате этого общежития, а недавно Борисовцы получили долгожданную квартиру недалеко от моего училища.

Я не возражал, и мы всем семейством невольно отправились по традиционному маршруту наших с Людочкой прогулок. Мы шли не спеша, и у меня было достаточно времени, чтобы показать жене и дочери все достопримечательности на моем многолетнем пути от дома до школы. Я постарался рассказать обо всем как можно больше, потому что там впереди – у ниши в стене старого дома, где мы с Людочкой однажды прятались от дождя, и где родилась наша первая любовь – мне надо было незаметно остаться одному. В том, святом для меня месте, как и на кладбище, я хотел оказаться лишь наедине со своими воспоминаниями.

У пожарного училища мне удалось ненадолго задержаться, пропустив торжественное шествие метров на пятьдесят вперед. А когда семейство остановилось, чтобы меня подождать, сделал вид, что завязываю шнурок, и махнул рукой, чтобы меня не ждали.

И вот я вошел в нишу и с трепетом замер там, где много лет назад стоял рядом с Людочкой. Я закрыл глаза, вспоминая те далекие события – тот самый первый день нашего счастья. И мне вдруг показалось, что чувствую легкое прикосновение прохладной и слегка дрожащей руки любимой.

– Тебе холодно? – вдруг услышал свой юношеский голос. Я стоял, не двигаясь, опасаясь спугнуть это наваждение. Волшебное прикосновение любимой вызвало во мне ответную дрожь и невероятное ощущение реальности происходящего. Я ничего не видел, но неожиданно почувствовал себя совсем как тогда – много лет назад, когда рядом действительно была моя любимая Людочка, смущенная нашей невольной близостью в таком тесном для нас двоих пространстве.

А потом, как и в тот день, развернулся и встал так, чтобы заслонить мою драгоценность от дождевых брызг. Как завороженный, я стоял, закрыв глаза, опасаясь, что все исчезнет.

– Ты согрелась? Моя курточка с удовольствием обнимает тебя, – вновь слышал те слова, которые произнес здесь когда-то, давным-давно.

– Людочка, – вдруг тихо позвал мой голос.

– Что? – так же тихо спросил голос любимой. Я вздрогнул и неожиданно для себя вслух повторил юношеское признание в любви:

– Людочка, ты – моя Джульетта.

– Я не Джульетта. Я – Людочка, – прошептал в ответ голосок любимой.

И вдруг, совсем как наяву, ощутил на себе взгляд ее удивительных глаз «чайного цвета». На мгновенье показалось, что юная живая Людочка действительно здесь, рядом, и она смотрит на меня тем самым, что и тогда, в юности, любящим взглядом.

«Этого не может быть», – подсказывал разум, – «Пусть все останется так навечно, даже если для этого надо сойти с ума!» – кричали взбудораженные чувства.

– Лю-ю-дочка. Нет, ты не Джульетта. Ты – моя Лю-ю-дочка, – независимо от меня тихо произнес мой голос, а я уже не понимал, видение это, или все происходит на самом деле.

«А здоров ли я?» – успело промелькнуть в воспаленном воспоминаниями сознании, прежде чем услышал откуда-то издалека, словно из другого мира, недовольный голос жены: «Толик! Ну, где ты там застрял? Догоняй скорей!»

Все. Наваждение исчезло.

Никогда и ни с кем больше близко не подойду к тем местам, которые, мне кажется, до сих пор хранят память о нашей с Людочкой юности, о нашей большой любви.

Я подошел к семье разбитым и потерянным. Мне больше ничего не хотелось, кроме как вернуться домой, и уснуть.

– Что с тобой? – минут через пять моего сплина спросила жена.

– Голова разболелась.

– Надо меньше пить, – выдвинула она свое видение моей проблемы.

– У папы головка болит. Он пить не хочет, – внезапно поддержала меня моя доченька.

«Похоже, только ей я смогу когда-нибудь рассказать обо всем, что было в моей жизни. Мне кажется, только она все поймет. Как жаль, что она еще так мала», – размышлял, плетясь в хвосте торжественного шествия в гости к Борисовцам.

Сославшись на головную боль, так и не зашел в здание, которое оказалось заурядным семейным общежитием все той же системы общежитий «Гигант». Просто здесь семье выделили двухкомнатную квартиру взамен однокомнатной. Вот и все.

Вскоре на улицу вышел сам дядя Женя и все ребята.

– Ну, здорово! – поприветствовал он меня, – Что не заходишь? Вот вышел сам на тебя посмотреть, – радостно гудел дядя Женя.

– Здравствуй, дядя Женя. Не обижайся. Голова что-то разболелась. Привет, братва. Рад вас видеть.

– Печатай! – вместо ответа скомандовал Вовка Женьке.

Самый младший из братьев, Женька, уже был на голову выше всех. А широкоплечим крепышом я помнил его, чуть ли не с пеленок. Сейчас же передо мной стоял богатырь. Женька тут же вытащил откуда-то, мне даже показалось из-за пазухи, два стаканчика и бутылку водки.