На изломе

Терентий по-иному взглянул на это дело, поразившее его ужасом. Он увидел в этом перст Божий, наказующий их за отступничество, за никонианство поганое. И в этом мнении его укрепили Морозова и Аввакум.

– Со всеми такое будет, – говорил Аввакум с пророческим жаром, – иному позор, иному болезнь тяжкая, смерть, иному пожар или увечье, а всем голод, мор, смятение! Идет антихрист и несет с собой печали и скорби, а Господь распаляется гневом! Так-то, миленький! – окончил он и ласково прибавил: – А ты в семье своей за всех молельщик, молись за их пакостность и проси у Господа отпущения им, а сам исподволь, полегонечку наущай их, указуй, наставляй!

И Терентий, вернувшись домой, с жаром молился, чтобы Господь отпустил их роду вину отступничества.

– Не ведали, что творили! Отпусти им, Господи! – твердил он, усердно отдавая поклоны.

В то же время на службах и на дворе княжеского дома шли непрерывные разговоры. Говорили о наказанных холопах и девках, говорили об объявленной княжей награде и обсуждали возможность побега или кражи.

– Известно, убегла, – шептали холопы, – нешто такую девку скрадешь? Да она крика такого поднимет! Ух!

– Ну, вы! – покрикивал на слуг дворецкий. – Не больно языками-то трепите. Того гляди, прижгут их вам!

Антон побежал в общую службу и сказал:

– Перька, Мишук, идите в клеть и Дашку волоките. Князь ей снова допрос чинить хочет!

– Опять драть, значит! – вздохнув, сказал Кряж.

Петька и Мишук вышли, взяв ключ от Антона, и через несколько минут вернулись бледные и дрожащие.

– Что ж одни? – нетерпеливо спросил их Антон.

– Нету ее, – пробормотал Петр, – убегла!

– Как?

– Убегла! Стенка подкопана, и ее нет! Все обшарили!

Антон холопнул руками о полы своего кафтана и опрометью бросился к князю.

– С чего ж ей бежать было? – заговорили промеж себя холопы.

– Не иначе как ботожья побоялась!

– Сказал! Потому бежала, что пособницей княжне была, вот и сказ весь.

– И будет же ей! – пробормотали более робкие.

В избу снова вбежал Антон.

– Погоня! – закричал он. – Петька, Мишка, Осип, Влас и ты, Григорий, все на коней и по разным сторонам. Чтобы до ночи была она тут. Князь приказал!

Холопы быстро выбежали и стали седлать коней.

Князь ходил по горнице большими шагами и то и дело схватывался за волосы.

Позор! Теперь уже нет сомнения, что княжна убежала, коли объявилась и ее помощница.

– Нашли? Привели? Вернулся кто? – спрашивал он у Антона через каждые пять-десять минут, на что Антон неизменно отвечал:

– Нет еще, государь!

Поздно ночью вернулись друг за другом посланные в погоню холопы. Вернулись усталые, на измученных конях, все с одной вестью, что нигде и следа Дашкиного не видно. И нещадно бил их за эту весть батогами разъяренный князь, бормоча:

– Все вы, собаки, заодно с ними были!..

XII В Коломне и городе

Было начало июля 1660 года. Царь Алексей Михайлович проснулся веселый и радостный. Ясный день еще более развеселил его.

– Ишь, благодать какая, Господи Боже мой! – сказал он своему постельничему. – Небо-то, что лазурь. Кажется, видишь самого Господа и ангелов, славословящих Его! Ишь, солнышко!

И он с улыбкой зажмурился от жгучего летнего солнца.

Отстояв службу и выслушав по обычаю доклады, он усмехнулся и сказал окружавшим его боярам:

– Не можем здесь оставаться! Из терема на волю хочется. Чтобы завтра, Борис Иванович, – обратился он к Морозову, своему шурину, – нам в Коломенское ехать. Снаряди поезд!

Старик Морозов низко поклонился.

– Как милость твоя прикажет, – ответил он.

Царь кивнул.

– До сентября уедем! Пусть и царевны едут с нами, чего им тут киснуть. В городе останутся… – Царь оглядел бояр и сказал: – Ну ты, Михайло, у тебя горе, так оно и на руку. Не печалиться тебе на наших глазах. Да еще Куракины!

Куракины и Теряев поклонились.

– А сынов твоих возьму беспременно! Петр на охоте первый товарищ! Без него никак нельзя. Ну да и к Терентию приобык я тоже. Умный он, рассудительный, и вести с ним беседу зело радостно.

Лицо старого князя осветилось улыбкой. Похвала его детям невольно радовала его.

– С царем в Коломенское поедете, – сказал он сыновьям, стоявшим в сенях, – царь, вишь, хвалил вас!

Терентий молча кивнул. Ему было безразлично. Князь же Петр затуманился. В эти летние ночи, ночь в ночь, он привык видеться с княжной, и теперь ему тяжко было лишить себя этих свиданий.

В ту же ночь, расставаясь с княжной, он жаркими поцелуями осушал слез с ее лазоревых глаз.

На другое утро все в Москве были в хлопотах. Готовился царский поезд, и старик Морозов выбивался из сил, зная, как строг государь ко всякому порядку в церемониях. Подбирались кони, подбирались колымаги, скороходы, стрельцы, вершники, поездная прислуга.

Все должно было быть чин чином, на своем месте, в своем уборе, с должной торжественностью, как в церковном обряде.

Суетились и те, которые должны были сопровождать царя, и те, которые оставались. Одни снаряжали свои поезда, другие отдавали распоряжения по дому, третьи хлопотали о порядке и торжественности царских проводов.