На изломе

Пока Кравчук вещал на Киев… я не хотел там находиться. Не знаю, почему – но в последнее время я невзлюбил политиков как биологический вид. Почему? А вы оглянитесь вокруг, поймете – почему. Это надо было сильно постараться, чтобы превратить народы, которые в двух, в трех, в десяти поколениях жили вместе и горя не знали – в смертельно ненавидящих друг друга существ, потерявших людское. В шестидесятые – бакинские армяне больше чем сами азербайджанцы радовались победе бакинской команды в КВН – тогда ее возглавлял Юлий Гусман. А теперь – друг друга режут. Как мне сказал один фидаин, когда я спросил его, за что он не только изнасиловал, но и убил двух женщин, он ответил – наши народы должны научиться ненавидеть друг друга. А теперь и тут, мы и украинцы учимся ненавидеть друг друга.

Геннадий стоял тут же, на выходе. Мусолил в пальцах пачку, но не курил…

– Бросить никак не могу.

– Что?

Он виновато глянул на меня.

– Бросить никак не могу, товарищ подполковник. Вот, пачку с собой ношу…

– У меня друг есть. Он когда хотел закурить – доставал сигарету, бросал на землю, растирал каблуком. А потом жил дальше – без сигареты.

– Жил дальше…

– Что, раскис? Бывает. Держись… вот вытащим твоего – получишь звание, получишь орден. За спасение начальственной задницы – не поскупятся.

– Ага. За спасение утопающих.

– Э…э… э…

– Я вот думаю, товарищ подполковник, – Геннадий смотрел на меня. в глазах были непонимание и боль, – вот говорят, перестройка… перестройка… перестраиваемся. А на фига? Что не так-то было? Вроде, жили, крыша над головой была, нигде не сквозило. Что надо то было? Чтобы вот так вот…

– Э… ты тему поднял ту еще. Жили то конечно жили. Но тащили. А если все будут брать из общего котла, но никто ничего туда не будет вкладывать – он сам понимаешь… исчерпается. Вот наша власть увидела, что… исчерпывается, и решила…

Дальше я говорить не стал, потому что то что я собирался сказать… не к месту, короче было. Не к месту и не ко времени.

Вышел еще один личник. На рукаве у него – до сих виднелась кровь.

– Ну?

– Вещает…

– Все еще?

– Ага. Про законность говорит, с…а. Своими бы руками…

Парень осекся, посмотрел на меня. Я кивнул, соглашаясь… я бы и сам… собственными руками. Да приказ у нас другой – спасти любой ценой.

Москва, Россия. Резиденция президента РСФСР на площади Ногина. 08 июня 1992 года

Борис Николаевич Ельцин был человеком звериной интуиции.

Это не раз его спасало. Как-то раз он с самолетом, приняв волевое решение лететь, попал в грозовой фронт. Именно он, ткнув пальцем в карту, принял решение, как лететь. Потом, когда уже приземлились – оказалось, что именно оно было единственно верным.

И сейчас интуиция подсказывала ему, что он поступает неверно, упускает возможность, которая может изменить всё и навсегда.

Всё. И навсегда.

Когда он, всего пять лет назад, открыто выступил и сказал, что перестройка пробуксовывает – он был вовсе не антисоветски, и даже не антиГорбачёвски настроен. Он хотел всего лишь привлечь внимание Горбачёва своим резким выпадом – и никак не просчитал реакции соратников по Политбюро. Его ошикали, сняли с должности и направили в Госстрой, в почетную ссылку. Но уже через несколько дней его выступление стало легендой. По рукам гуляли десятки разных вариантов его текста, порой не имевшие ничего общего с действительностью – просто сам факт выступления был крайне важен. Ельцин понял, сколь высок в обществе спрос на оппозицию, как всем надоело единомыслие. Причем даже неважно, есть у тебя программа или нет, надо просто встать и громко сказать – всё плохо. И люди пойдут за тобой, потому что они и сами видят – всё плохо, только говорить об этом вслух не принято. Тот, кто скажет – и поведет за собой людей.

Так он начал возвращение в политику. Стал депутатом Верховного совета, избрался в Верховный совет России, стал его председателем, отбил оголтелую атаку коммунистов во главе с Осадчим.

Второе, что он понял – это то, что он никогда не станет президентом СССР – да ему это и не нужно, трон этот выглядел все более и более шатким. Но он может стать президентом РСФСР и возглавить борьбу за ее права.