На изнанке чудес (СИ)

Гедеон подлетает к калитке, дергает изо всех сил. Удача! Застревая в сугробах, он бежит к парадному входу. И кажется, будто дом тяжелой бурой громадой зигзагом скачет ему наперерез. Но потом Гедеон вспоминает о защитной нити. Нить его нипочем не пропустит. Разрезать ножом? Шальная мысль отскакивает рикошетом, как брошенный по водной глади плоский камень.

«Вот ведь дубина стоеросовая! — шипит Гедеон. — Калитку-то не запер!»

Он спешит обратно, но там его поджидает Мерда. Рот разинут в хищном оскале, глазницы истекают лиловым светом. Воля медленно гаснет, но тело еще сопротивляется, и ноги несут Гедеона к угрюмой коренастой сосне, что растет рядом с домом.

«Съела? Вот то-то же. Не на того напали!» — нервно хохочет он, взобравшись по стволу. Дивные дела творятся! Никогда прежде по деревьям не лазил, а тут вдруг нате вам! Видно, страх не только липкими сетями разбрасывается, но и прыти прибавляет.

Мерда покружила под деревом, повыла изголодавшим койотом и согбенной фигурой удалилась кружить возле дома. Расстроилась, что ускользнул ужин? Держи карман шире! Такие, как она, расстраиваться не умеют.

Мало-помалу Гедеон успокоился, свесил ноги с крепкой сосновой ветки — и только теперь обнаружил, что кожу на руках содрал до крови, а в прорехи на штанах задувает морозный ветер. Поёжился, подышал в ладони и клацнул зубами: до чего же нынче холодно! До косточек пробирает.

Если срочно что-нибудь не предпринять, утром с дерева его будет снимать пожарная бригада — синего и окоченевшего.

Он ползком подобрался к середине массивной ветки, и, вцепившись в нее всеми конечностями, заглянул вниз. В окнах дома уютно горел свет. Эх, там топят сейчас печь и, наверное, пекут пироги. А может, блинчики или запеканку. Вон, какой соблазнительный аромат из форточки!

Конечно, кушаньям из особняка местные харчи и в подметки не годятся. Но голод товарищ непритязательный. Ему лишь бы желудок был полон. А уж чем — вопрос вторичный.

Гедеон сглотнул слюну и насторожил слух: за прочными бревенчатыми стенами лаял пёс. Безобидно спорили голоса.

Он в надежде глянул на крышу. Из печной трубы щедро валил дым. По ней внутрь не пробраться. А как насчет той, другой?

Гедеон поёрзал на ветке и стал осторожно пробираться к краю, обмирая при малейшем скрипе и шорохе. С каждым движением хвоя роняла снежные хлопья и тихонько шуршала по скату крыши. План прокручивался в голове колесом самоходной повозки. Очень тугим, сдувшимся колесом.

Спуститься по трубе, достать из кармана нож и пырнуть им первого, кто попадется под руку. Нет, провал очевиден. Судя по оживлению, в доме явно есть гости. И если он нападет на хозяйку, его непременно схватят.

Тогда можно включить режим дурака, прикинуться декорацией или спятившим трубочистом. А потом под сурдинку Пелагею и пришить. Она же не человек. Ведьма! А убийство ведьмы не преступление. Скорее, подвиг. Разве не так?

Какая-то часть Гедеона с доводами соглашалась. Но что-то внутри противно сжималось змеиными кольцами вокруг сердца, подтачивая уверенность и сбивая весь настрой.

Когда ветка одобрительно хлопнула по черепице мохнатой лапой, Гедеон изловчился, запрыгнул на крышу — и беспомощно заскользил навстречу своей погибели.

* * *

Старушка Дорофея подоткнула Майе одеяло, накрыла ее поверху цветастым клетчатым пледом и собралась уже потушить свечу. Но Майя задрыгала ногами и, сморщив носик, капризно затребовала сказку.

— Эх, избаловала я тебя! — притворно огорчилась Дорофея. — Ну, слушай. Стоит посреди леса дом. Загадочный, древний, как мир. Многие люди пытались туда проникнуть. Кому-то выпадало счастье подружиться с хозяином. А кого-то словно мощным пинком отшвыривало от крыльца. Но еще никому со злыми намерениями не удавалось переступить порог. Правда, ведет в тот дом одна тайная лазейка. Только птица ее разглядит. Говорят, если кто недобросовестный этой лазейкой воспользуется, тотчас забудет всю прошлую жизнь свою и даже собственное имя…

49. Память, прощай!

Трёхмерный Эремиор, черный, как мрак в шахте, стоял, прислонившись к косяку, и не мигая глядел на подопечную. Но Теора делала вид, будто его не существует. Обжигая нёбо кипятком, пила из кружки имбирный чай, болтала ногами под скамейкой и громко смеялась.

— Ни за что больше в этот клуб не пойду! — заявила она Пелагее. — Если для того, чтобы тебя впустили, нужно непременно избивать беднягу-амбала, я, пожалуй, обойдусь без уроков самообороны.

— Теперь, когда у тебя есть такой защитник, оно конечно… — протянула Пелагея.

Пока Теора сосредоточенно заливалась румянцем, ее взгляд блуждал по кухне. Скользил по горе перемытых деревянных мисок, цеплялся за бисерную занавеску и неуклонно устремлялся к покровителю. Приходилось одергивать себя, спешно переводить разговор в другое русло и изображать беспечность, хотя к Эремиору ее тянуло неимоверно.