На изнанке чудес (СИ)

Она лежала, безучастно глядя на извилистое течение далёкой галактики над головой. Слушала, как цокочет на ветке белка, как трещит в глубине леса валежник. Где-то ухал беспокойный филин. И казалось ей, будто в сумраке, напитанном сыростью, сквозь кожу медленно прорастает трава.

Кекс с Пирогом сбежали в неизвестном направлении. Когда хозяйка впадала в уныние, они предпочитали держаться от нее как можно дальше. Юлиана была и сама не прочь в такие минуты приобрести раздвоение личности и куда-нибудь от себя улизнуть. Но она подозревала, что даже в случае раздвоения личность-беглянка еле переставляла бы ноги.

Берестяной короб луны напрасно расточал свет — его красотой некому было любоваться. Ветер льнул к коже, ластился, точно невидимый ручной зверь. Но Юлиане было не до нежностей. Она предпочла бы всё забыть, затеряться среди природы и начать жить заново — без груза памяти, без сожалений, без страданий. Только вот образ Киприана — такой притягательный, тёплый и родной — никак не шел из головы.

— Ты ведь не умер… Не умер… — бормотала она, прикрыв веки.

Так, незаметно, наступило утро. На поляне в росе покачивались стебли сорных трав, а где-то в ветвях распевалась перед концертом арния.

Юлиана разлепила глаза и поняла, что совершила роковую ошибку, задремав в лесу. За ночь она продрогла до костей. Ткань на спине впитала сырость мха, по телу гулял озноб.

— Вот я дура, — сказала себе Юлиана. — Кто меня теперь вылечит?

В глазах защипало от слёз. И она непременно бы расплакалась снова, если бы перед нею не спустился с неба рыжий кленовый лист.

— Что еще за дела? — встрепенулась она. И явственно расслышала, как на древесном языке кто-то произнес:

«Иди по листьям».

Она порывисто обернулась и вскочила на ноги. Жутко ломило спину. Мышцы и кости болели так, словно Юлиана ночь напролёт таскала пудовые гири и занималась тяжелой атлетикой.

Она наплевала на боль. Впереди багрянцем и янтарём пестрела тропинка, усеянная палой кленовой листвой.

Пусть говорят, будто счастье как блики на воде. Будто не поймать его, не запереть в сундуке. Юлиана подбирала каждый лист, как сокровище, — со сладостным замиранием сердца, с какой-то смутной волнительной радостью. И это было сродни счастью. Счастью, которое можно осязать.

Только что она блуждала одна в целом мире, покинутая, забытая, с громадной пустотой там, где раньше жила любовь. А пройдя по тропе до конца, вдруг потерялась в круговерти чувств.

Перед нею на поляне высился Вековечный Клён. Он стоял весь в золотом шелесте, распространяя вокруг слабое свечение. Его крона касалась небес, корни проникли глубоко под землю. По стволу змеились сияющие ленты аквамарина.

У Юлианы занялось дыхание. А в следующий миг лес залило неправдоподобно алой волной рассвета.

Рассыпав собранные листья, Юлиана со всех ног бросилась к дереву. Неумытая, растрепанная, с усиливающимся ознобом, она спотыкалась о кочки, падала в грязь и снова вскакивала, не в состоянии поверить в то, что с нею происходит.

А добежав до ствола, обняла его, насколько хватало рук, и сияние с коры перетекло на ее кожу. Привело в порядок волосы, стёрло следы грязи, залечило синяки с царапинами и прогнало лихорадку.

— Клён ты мой родимый, — всхлипнув, пробормотала Юлиана. — Вернулся, живой… Как же я рада!

Птицы, которые только-только начали свою утреннюю симфонию, почтительно замолкли. Засияла вокруг роса. Ветер сдул облака, предоставив солнцу светить в полную силу.

И вот уже ее пальцы касаются не древесного ствола, а Киприана — настоящего, невредимого, самого-самого дорогого. И вдруг оказалось, что Юлиане так много нужно ему сказать, что не хватит и дня. Поэтому она лишь крепче обняла его и, резко выдохнув, уткнулась лицом ему в грудь.

Он нежно гладил ее по голове, по плечам, говорил какие-то слова, и слёзы лились у нее из глаз полноводными ручьями.

— Что ты сделал со мной? — глухо произнесла Юлиана, когда ручьи иссякли. И мстительно высморкалась в рукав его мантии. — Раньше я была свободной и независимой, по пустякам не расстраивалась, ничего не боялась. А сейчас? Без тебя моя жизнь выцветает, как старый фотоснимок.

— Обещаю, что больше не уйду. И никуда тебя не отпущу, — ответил Киприан. — Наши злоключения позади.

— Злоключения-то, может, и позади. А приключения только начинаются. Верно говорю?

К кому конкретно обратилась Юлиана, было непонятно. Она отвлеклась от созерцания милых сердцу черт и, повернув голову, долго вглядывалась в недостижимую даль за кадром.

— Да, — заключила она, наконец. — Приключения будут. Нестрашные. Это я как знаток утверждаю.

Она закруглилась с созерцанием горизонтов и приступила к допросу с обыском.

— Где ты был? Где Пелагея? Цела? Отлично. А тут у нас что за вещица?

Она без разрешения пошарила у него в кармане и достала красный квадратный коробок.

— Это, вообще-то, тебе, — сказал Киприан. — Вроде бы, у людей так принято.

Юлиана не сдержала эмоций и в очередной раз набросилась на него с объятиями, зажав футляр в руке. Но потом на всякий случай решила проверить: вдруг под бархатной крышкой прячется какой-нибудь толстый противный паук?