На карнавале истории

По сути, впервые политические вели себя на процессе, как политические на дореволюционных процессах. Они разоблачали суд на каждом слове и не скрывали своего враждебного отношения к палачам.

Татары начали бой уже с формальной части судебного допроса: фамилия, имя, отчество, национальность, партийность и прочие анкетные данные подсудимых.

Они потребовали освещения процесса в прессе, присутствия на процессе наблюдателей от ЦК КПСС и Советского правительства (ведь судили-то фактически не десять личностей, а народ) и т. д.

В зал вначале впускали только кагебистов. Тогда татары заявили, что не будут участвовать в процессе. Людей впустили. Когда несколько человек стали записывать допрос подсудимых, кагебисты забрали записи.

Милиционеры-узбеки, стоявшие охраной у здания суда, тихо выражали сочувствие татарам и свою ненависть к русским.

Мой старый знакомый Роллан Кадыев, типичный интеллигент (за что над ним дружески подсмеивались его друзья-рабочие, вспоминая, как он, толстяк, прыгал из окна вагона, когда их, представителей народа, этапом везли из Москвы в Ташкент), держал до суда голодовку протеста против отказа тюремщиков дать подследственным юридическую и политическую литературу.

Галя рассказывала, что этот толстяк был худ, как щепка, и еле передвигался. Но держал себя он очень смело и достойно. Он, как и другие, отвел прокурора, известного своими жестокими приговорами и цинизмом (по закону подсудимый может давать отвод всем официальным представителям власти). Отвел он также и судью как члена КПСС — одно из обвинений состояло как раз в выступлениях татар против политики КПСС. Значит, судья как член КПСС является заинтересованным лицом. Юридически это достаточное основание для отвода судьи.

Когда одного из подсудимых спросили, был ли он ранее судим, он ответил: «Да, в 1944 г. вместе со всем, моим народом по обвинению в измене Родине!»

Использование формальной советской законности не было новостью в нашем движении. Но татары провели его на этом процессе до конца, по всем почти пунктам.

Судьи и КГБ бесились и, видимо, жалели, что допустили народ в зал и что судят по легкой статье — за «клевету» на советский строй, — до 3-х лет.

Злость свою они выместили на Гале Габай. Ей предложили убраться из Ташкента в 24 часа.

Об окончании процесса я узнал позже. Суд шел около месяца. По окончании процесса крымские татары (500–700 человек) устроили сидячую демонстрацию у здания ЦК КПСС. Милиция разогнала её.

Взволнованный процессом, новыми документами о злодеянии 44 года, разговорами с представителями крымских татар, я написал большую статью о национальной проблеме татар. В ней я разобрал вначале «реабилитацию» (!!?) татар 1967 г. — Указ Верховного Совета. Указ подлый. Во-первых, в нем объясняется, что в жизнь вошло новое поколение (намек на то, что старое поколение — целый народ — преступники и осуждены заслуженно), во-вторых, крымские татары названы «татарами, ранее проживавшими в Крыму» (т. е. как особой нации их больше нет), в-третьих, сказано, что они укоренились в Средней Азии (верх цинизма — за народ решили, что он укоренился на чужой земле). Милостиво разрешено им жить везде по СССР «согласно общему паспортному режиму» (специально, чтобы не дать возможности по «паспортному режиму» им жить именно в Крыму, в крымских селах ввели паспорта; следует отметить, что это не было связано со всеобщей паспортизацией крестьян, начавшейся лишь в 1976 году).

Когда крымский татарин поселяется в крымском селе явочным порядком, то милиция имеет право — согласно «паспортному режиму» — выселить его в 24 часа. Такова диалектика политики в СССР — любую сторону своих законов, гуманную формально или открыто античеловечную, они используют против человека: равенство полов — против женщины, классовую «справедливость» — против рабочих, крестьян и интеллигенции, паспорта — против крымских татар, рабочих, крестьян, диссидентов, отсутствие паспорта — против колхозников. Любая разумная и гуманная идея становится новым приемом угнетения человека.

Но что такое «реабилитация» народа? Это признание, что народ может быть преступным.