На карнавале истории

Попросили ее объяснить, почему она находится в больнице. Она, жалко улыбаясь, стала рассказывать. Она работала в этой больнице, затем здоровье ее ухудшилось, и коллеги решили, чтоб она отдохнула. Даже нам, математикам, было видно желание уйти от вопроса, спрятать от себя и других горький для нее факт психического заболевания (у нас в стране отношение к психически больным со стороны обывателя презрительное, и поэтому заболевшим психически трудно примириться с тем, что они попали в самую презренную категорию людей — хуже убийц, растлителей детей и т. д.).

На прямой вопрос врача, почему ее поместили именно в психбольницу, она ответила, что в санаторий трудно попасть, а коллеги были столь добры, что помогли устроиться в «Павловку» (так называют больницу киевляне). Врач попросил больную рассказать нам о ее соседях. Она дала краткий, очень благоприятный для соседей, отзыв. Мы переглянулись (лишь в психушке я понял, что больные часто интуитивно чувствуют, чего нельзя говорить врачам, чтобы не дать фактов для диагноза).

Фрумкин попросил ее объяснить пословицу «за деревьями леса не видно». Она, не задумываясь, объяснила, что если слишком близко подойти к дереву, то оно заслонит все остальные деревья. Впоследствии я узнал, что такое объяснение свидетельствует о «конкретности мышления». Но и без того было видно, что это симптом заболевания.

Следующий вопрос: «Разгадайте загадку — угольный мешок, но белый». Мы опять переглянулись: никто из нас не мог разгадать это. Естественно, больная также ответила, что не знает.

Оказалось, что это мешок из-под муки! Наш шеф, заведующий лабораторией моделирования, высказал шепотом подозрение, что сами психиатры несколько не нормальны. (В психушке эта мысль мне часто приходила на ум.)

Больную попросили вычесть из 81 тринадцать. Пока мы подсчитывали в уме, она ответила. Правильно. Затем опять из результата нужно было отнять 13. Ответ снова верный и опять быстрее математиков. В третий раз отнимать она отказалась, так как ей надоело (как оказалось, каждый из нас также решил, что с него довольно).

Больную увели.

Началась дискуссия врачей. Профессор Фрумкин сказал, что это типичная шизофрения, и указал на соответствующие признаки. Я где-то в популярном журнале читал о шизофрении, и поэтому понял, что диагноз слишком расплывчат, т. к. видов шизофрении очень много. Сказать «шизофрения» — явно недостаточно для последующего назначения метода лечения.

Следующий врач опроверг Фрумкина и доказал, что перед нами типичный случай МДП (маниакально-депрессивного процесса).

Третий врач доказывал, что это ПП (прогрессивный паралич).

Фрумкин подытожил: «Вот видите, в каком положении современная психиатрия». Мы понимали, что выбран был особо сложный случай, что врачи несколько сгустили краски, чтобы сагитировать математиков заняться психиатрией. Но все же впечатление от экспертизы было тяжелое.

Мог ли я думать тогда, что попаду сам в руки психиатров, причем более невежественных и недобросовестных, врачей-преступников?

Государственные экзамены в университете закончились. Меня направили на работу учителем в среднюю школу, преподавать математику. Мне вовсе не хотелось возвращаться в школу, и я начал искать работу в научно-исследовательских институтах. Тут мне повезло.

Я был знаком с начальником Лаборатории применения математических и технических методов в биологии и медицине, кандидатом технических наук Антомоновым. Антомонов увлекался йогой, мы познакомились на одном из моих докладов по телепатии. Узнав, что я ищу работу, он предложил поступить к нему, обещая большую свободу в выборе тематики моей работы, а также поддержку в организации исследований по телепатии (во внерабочее время).

Во время беседы о моем трудоустройстве я заметил, что он почему-то колеблется. Я догадался и прямо спросил его, не в пятом ли пункте дело. Он, смущаясь, подтвердил мою догадку. Я заверил его, что у меня ни капли еврейской крови. Мы пошутили над антисемитизмом администрации и на этом закончили беседу.

Когда я уже работал в лаборатории, то часто сталкивался с подобными случаями. Приходит устраиваться на работу человек с еврейским лицом. Начальник, человек достаточно либеральный, не решается заглянуть в паспорт и потому предлагает прийти ему через неделю. После ухода расово сомнительного все присутствовавшие пытаются определить — еврей или нет. Если решают, что еврей, то через неделю ему сообщают, что мест в лаборатории нет.

Я высказывал возмущение этой практикой, но большинство считало, что хоть это и непорядочно, но нужно мириться с указаниями начальства.