Элиза побежала на веранду. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Джек без сознания. Врач обнаружил, что он давно уже в глубоком обмороке. На полу нашли два пустых флакона с этикетками: морфий и атропин, а на ночном столике – блокнот, исписанный цифрами: вычисление смертельной дозы яда.
Врачи делали все возможное, чтобы вывести организм из интоксикации, но Джек пришел в себя лишь однажды и снова потерял сознание.
Около семи вечера 22 ноября, Джек Лондон умер. Ночью его кремировали, а прах отвезли обратно на Ранчо Красоты в Лунной Долине – участок земли в сто тридцать акров.
Ровно сорок лет жизни и плодотворнейшей работы. Читая его биографию, на ум приходит мысль: то, что предопределено человеку свыше, то и свершится. Он был рожден писателем и отработал свою карму сполна, а человечество обрело такого неповторимого автора, произведениями которого люди будут зачитываться всегда, пока они способны читать и ощущать себя людьми…
15. 06. 2016 г.
Губин – свеча, зажженная в мире
Эти строки я взял эпиграфом, потому что, на мой взгляд, они наиболее точно отражают душу и сущность Писателя Мира, казака, пастуха и Мастера слова Андрея Терентьевича Губина. Подоить Небо – ему удалось, потому что он стал избранником Неба и, понимая свою миссию, нёс её до конца.
Объять целиком его талант, тем более рассказать в небольшой статье о всех сторонах творческой составляющей писателя невозможно. Сегодня мне хочется поговорить только о поэтической грани нашего земляка.
На мой взгляд, стихи Губина очень разные, есть немного наивные, когда это на бытовом уровне. Вот стихотворение, посвящённое сыну Андрею, не претендующее на высокий стиль.
Стихи трогательны и своеобразны. Не хочется гармонию поверять алгеброй, но что имел в виду поэт, говоря: «…битва/ С человеческим вараном»?
Возможно, варан ассоциируется с драконом – символом зла?
И другие же его стихи для неискушённого читателя наверняка покажутся сверхсложными, «навороченными», «космическими», но такова особенность творчества нашего земляка, язык которого не спутаешь с другими.
Его романы стали золотым наследием советской, русской литературы ХХ века, об этом уже написано в воспоминаниях, статьях его жены – Маргариты Губиной-Кузнецовой, в других исследованиях, а вот о поэтическом даре Губина, о его стихах сказано не так много, хотя он считал себя прежде всего поэтом, а уж потом прозаиком.
Есть предположение, что писатель, начиная писать «Молоко волчицы», стоял перед дилеммой: писать свой труд в стихах или в прозе. Поначалу он просто делал некие поэтически рифмованные наброски о быте казаков, о кизиловых балках, синих и белых горах…
Однако уже в «Левом колесе» романа он, словно определившись с формой, говорит: «А тут то баня, то охота, /то писк бездарных доброхотов – /Несли толпой благую весть:
И эти стихотворные «заготовки», как жемчужины, вплетаются курсивом в текст романа. Размещены они не в столбец, а построчно, но в них легко угадывается рифма и стихотворный ритм. Это не «белые» стихи, поскольку «белые» не имеют рифмы. И не верлибр. Писатель, словно экономит площадь для повествования, представляя это, как лирическую прозу. Маленькое лукавство, которое читатель с удовольствием принимает. На самом деле, это и некий кульминационный момент, переход от повествования к поэтическому обобщению. В курсивных строчках собрана квинтэссенция поэтической составляющей отдельных его глав и всего романа.
А вот казачьи песни, по признанию автора, напетые матерью Марией Васильевной Губиной, урождённой Тристан, названной им поэтически «свечой, зажженной в мире», приведены обычным способом, каким печатаются стихотворные строчки в книгах. Здесь он не экономит.