На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

Лишь только противник был отброшен с кряжа, мы попали под сильный огонь его разнокалиберной артиллерии. Наши новые позиции оказались крайне невыгодными ввиду отсутствия на них каких-либо закрытий. Это были высоты, вернее, небольшие возвышения на восточном скате лощины перед Ах-Бабой. Мы находились значительно ниже противника и были всецело во власти его артиллерии. Держать связь с тылом стоило нам больших трудов и жертв. Только в сумерки, когда жаркий летний день сменился короткой лунной ночью, мы смогли свободно вздохнуть. Потери в полку оказались очень большими. Были роты, где выбывшими из строя насчитывалось до 50 процентов. Помню, перед самыми сумерками, когда огонь противника начинал ослабевать, одним разрывом шрапнели в 16-й роте было выбито из строя около двадцати человек (восемь или девять убитыми). Вечером были подвезены патроны, пища, эвакуированы раненые и похоронены убитые. Уставшие люди погрузились в крепкий сон. Начало атаки предполагалось во втором часу ночи. Около полуночи по телефону было передано, что ночная атака отменяется и что наступление будет произведено днем после усиленной артиллерийской подготовки.

Не скажу, что мы эту весть приняли с чувством удовлетворения. Те надежды, какие возлагало наше командование на артиллерию, были основаны на неправильных соображениях. Наша артиллерия могла нам помочь только частично, а парализовать огневую способность противника ей было бы не по силам.

На Западном фронте условия в этом смысле были иные. Там артиллерии в принципе ставилась задача «сравнять все с землей», – и она этого достигла. Многочисленная, разнокалиберная артиллерия после нескольких дней боевой работы получала желанные результаты. Она уничтожала проволочные заграждения, окопы, всевозможные укрытия и все живущее в них.

У нас же артиллерия сравнять горы с землей, конечно, не могла, и вот в этом и заключалось ее бессилие.

Пусть читатель не усомнится в правдивости моих соображений. Как мы, так и турки под сильным огнем всегда находили на позициях вблизи окопов убежища за крутыми скатами высот, и действие в таких случаях артиллерийского огня оказывалось незначительным.

Предполагаемая артиллерийская подготовка существенного ущерба неприятельским позициям нанести не могла. Она могла нам оказаться полезной постольку, поскольку она стеснила бы действия неприятельской артиллерии. К рассвету мы окопались. За отсутствием лесного материала пришлось ограничиться глубоким вкапыванием в землю.

Артиллерийская дуэль началась еще задолго до восхода солнца. Мы, как и вчера, подверглись сильному обстрелу, но потери, благодаря укрытиям, были значительно меньше. В десятом часу получено было приказание, что предстоявшее днем наступление отменяется, и неприятельские позиции должны быть атакованы в ночь на 25 июня.

Кажется, в двенадцатом часу с участка бакинцев стала доноситься сильная стрельба, а спустя несколько минут по телефону было сообщено, что турки против бакинцев перешли в наступление. Такое же известие было получено с правого боевого участка нашего полка. Там 1-й батальон при наступлении уклонился влево от шоссе. Кроме того, само шоссе впереди наших позиций сворачивало на северо-запад.

Вследствие этих причин между кубинцами и дербентцами образовался прорыв. Очевидно, турки этим обстоятельством хотели воспользоваться. 1-й батальон был атакован превосходными силами противника, причем последний начал обходить наш правый фланг. Энергичной контратакой противник с большим для него уроном был отброшен к своим позициям. Прорыв был заполнен присланным в распоряжение нашего командира полка батальоном донской пехоты.[217] Вечером гром многочисленной артиллерии затих. Как и вчера, мы пополнились патронами, получили пищу и похоронили убитых. Наступила тихая ночь, но мы знали, что через каких-нибудь два-три часа ее тишина будет нарушена новой решительной схваткой за участь Ах-Бабы.

В десятом часу к нашей линии окопов подошла 5-я горная батарея. Она начала устанавливать орудия с тем, чтобы с рассветом помочь нам. Кроме того, на наш участок ожидалось прибытие начальника дивизии с его начальником штаба полковником Драценко.[218] После первого часа ночи мы построились в боевой порядок. Я с четырьмя пулеметами должен был следовать с резервными ротами (5-я и 6-я) среднего боевого участка. Во втором часу телефонист попросил подполковника Квартовкина к телефону.

– Я подполковник Квартовкин, – послышалось из темноты, затем наступила пауза. – Слушаюсь, слушаюсь, господин полковник, – повторял Квартовкин, говоря, по всей вероятности, с командиром полка.