На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

– Это еще цветочки, а ягодки после будут. Кажется, будущее здание России очень будет смахивать на синагогу, – посыпались со всех углов по адресу капитана иронические фразы.

Поезд, замедлив ход и не доходя до станции, остановился.

Сквозь тусклое стекло вагона я увидел стальные перила моста и за ними знакомые постройки Сарыкамыша.

– Сколько теперь будем мы здесь стоять? – спросил полковник.

– Думаю, что порядочно. По всей вероятности, пути на станции забиты. Пока их расчистят. Сами знаете, что значат революционные порядки, – ответил ему бас с верхней полки.

Минут через десять в вагон торопливо вошла знакомая фигура коменданта. Он был бледен, а его крючковатый нос казался еще длинней. Об апломбе не было и помину.

– Господа офицеры, – запищала фигура, – пожалуйста, оставьте вагоны. Поезд к станции не будет подан. Она оцеплена войсками, так как там запасные роты, следовавшие на фронт, оказали неповиновение и убили полковника.

– Один из очередных эпизодов строящейся России, – ядовито заметил оппонент капитана.

Я покинул душный и накуренный вагон.

Рассчитывать на перевозочные средства до Эрзерума, кроме случайно находившейся в Сарыкамыше полковой двуколки, мне не приходилось. Все было в распоряжении различных делегаций съездов, комитетов и множества новых должностных лиц, без конца сновавших от фронта в тыл и обратно.

Переночевав в помещении команды, охранявшей полковые цейхгаузы, я задолго еще до рассвета отправился в далекий путь. Откровенно говоря, мне не сиделось в Сарыкамыше, слишком он мне осточертел за вчерашний день. Крики, красные флаги, митинги. Со всех сторон видишь озабоченные лица. Одним казалось, что они делают что-то важное, хотя в сущности самих событий и не разбирались. Другие просто пользовались случаем, чтобы как можно больше провести времени в тылу, спасая революцию. Наконец, были и такие, на которых большевицкая агитация начинала оказывать влияние. Хотелось быть подальше от грязи, бестолковщины и бесконечного потока человеческих словоизвержений.

К рассвету моя двуколка поднималась по зигзагам Хандарийского перевала.

Моим возницей оказался солдат неказистого вида. Ему было лет под сорок, а на первый взгляд при его русой нерасчесанной бороде можно было дать и больше. Как это часто бывало, вначале мы играли в молчки, но затем, после нескольких коротких вопросов и ответов, разговорились.

Как и следовало ожидать, мой возница оказался далеким от интересов к фронту, к революции и к политике. Его интересовало лишь одно – каким способом, по возможности скорей, вернуться домой.

– Вологодский буду я, – говорил мне мой собеседник. – А что, господин капитан, скоро ль конец всей каше?

– Какой? – как будто не понимая вопроса, спросил я.

– Да этой войне и всей этой революции. Кончали бы миром с немцем и с турком. Довольно людей калечить. Оно хорошо, что бар прикрутили, да боюсь, как бы эта слобода всем боком не вышла. Больно шальной наш народ. Посади его за стол, а он и ноги на стол. – Собеседник из осторожности, на всякий случай, огляделся вокруг двуколки и продолжил: – Начальствия развелось, хоть им частокол городи. Раньше, знай, почитали и самих офицеров, а теперь на каждом шагу тебе эти новые суконные господа; его по-человечески спросишь, а он вдруг вокруг тебя заколесит петухом и как загогочет. Я, мол, не из простых, я-де тебе представитель, заседатель. Мы-де передовые революции, на нас весь свет глядит, и тут же начнет сморкаться такими словами, что хоть уши затыкай и беги.

Да вот вам: вчера вез я дрова. Нечего греха таить, зазевался, и вдруг из-за крутого заворота появилась на всем скаку парная бричка. Попытался я свернуть в сторону, да было уже поздно. Бричка сцепилась колесами с моим возом. Ну, тут и пошло, кто крив, кто прав. «Тебе бы на печи сидеть или мух ловить», – услышал я, и думаю, ежели смолчишь, то еще больше насядут, ну и им в ответ: «А вам бы короче на заворотах». Кто был за конюха, промолчал, а другой, сидевший за барина, оказался поострей. На нем шапка была набекрень, на груди красный бант с тарелку величиной. Ну, словом, настоящий жених. Выскочил он из брички, да на меня: «Я тебя, сукин сын, сейчас же арестую за нарушение общественного порядка».

«За суку и ее сына ты перестань хрюкать, а с кутузкой пока погоди. Руки, брат, у тебя на это коротки».

«Да ты знаешь, кто я такой? Я делегат», – и пошел мне наворачивать таких имен, которых я во всю жизнь не слыхал.

«Вместо того чтобы брыкаться, возьми да помоги нам повозку развести. Ручек своих делегатских не попортишь, а делу будет польза», – сказал. Поругался парень еще, а потом возьми одним махом да оттяни бричку в сторону. Силенкой Бог его не обидел, да и по всему видать было, что конюховское дело он знал не хуже делегатского. Хоть не миром, но все же без драки мы разъехались.