На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

Но могло быть и то, что оно отлично видело ту пропасть, над которой стояло, и просто предпочитало держаться страусовской политики. Наши революционеры в экстазе могли строить сотни воздушных замков, но холодному бесстрастному уму был весьма ясен весь российский хаос, наша неразбериха, а главное, наступившее наше бессилие. Этот холодный ум нашелся в лице немцев и большевиков. Как одним, так и другим нужно было при помощи революции разрушить Россию. Немцам нужно было вывести нас из строя, а большевикам нужна была громадная территория для производства на ней экспериментов марксистского толка. И тем, и другим было по пути, и в знак предстоявших совместных действий они цинично пожали друг другу руки.

Как же отнеслась к перевороту солдатская масса? Конечно, она поняла все по-своему. Все приказы и всевозможные распоряжения военного министра Временного правительства, начиная с приказа № 1,[250] оказались для армии средством разложения. Армия в возраставшей прогрессии понеслась к гибели. Ее основные законы, построенные на вековом опыте величайших полководцев и мыслителей военного дела, стали признаваться отжившими. Вставшие теперь во главе всего военного дела, по невежеству своему, не знали, что законы стратегий и законы духа армии всегда остаются незыблемыми. Какая насмешка судьбы! Какой ужасный рок над Россией! За реформы ее армии взялись вчерашние купец, адвокат и еще какая-то личность без определенной профессии.[251]

Из всего происходившего сумбура солдатская масса своим чутьем отлично поняла, что ни закона, ни власти, ни ответственности уже нет, и что она может делать то, что ей захочется. В силу различных декретов офицер как лицо, обличенное властью, и как начальник перестал существовать, правительство под давлением черни урезывает его в правах, а в то же время тот же офицер должен был требовать исполнения приказаний от тех, которым новый закон разрешал не всегда повиноваться. Весь процесс разложения армии, по моему личному наблюдению, можно было разделить в два как бы самостоятельных русла, конечно, в результате текущих в одно и то же море анархии. Я хочу тем сказать, что в войсках глубокого тыла армии внешняя картина разложения несколько разнилась от обстановки, сложившейся в прифронтовой полосе.

В тылу дело вышло очень просто. Там казарма сама вышла на улицу и смешалась с чернью. С этого момента тыловые части уже перестают быть войсками и превращаются в разнузданную толпу. Службу нести они не хотели. Они не стремились ни на фронт, ни домой. Казарма для них стала ночлежным домом и бесплатной столовой. Эта несколькомиллионная масса в скором времени делается достоянием целой сети агитаторов различного толка, большей частью призывавших к неповиновению, к прекращению войны, к низвержению Временного правительства и к убийству офицеров как главных сторонников войны. Тлетворные результаты успели очень быстро сказаться. Части отказывались идти на фронт. Неповиновение становилось обычным явлением, а бесчинства над офицерами сделались почти безответственными. Армия тыла становится угрозой не для врага, а для своей же Родины. В эти грозные минуты Временное правительство, помимо неопытности, проявило полную растерянность, но предоставить власть военному авторитету, лицу, способному предотвратить опасность, оно, из боязни сойти с политической сцены, не решалось.

На фронте, непосредственно у боевой линии, дело обстояло на первое время иначе. Здесь не наблюдалось того поголовного разложения, как это имело место по всему тылу. Несение службы и дисциплина, за некоторыми исключениями, не нарушались.

На все это были причины, и главная из них – близость противника. Масса отлично отдавала себе отчет, что без порядка и без повиновения она обойтись не может. Агитация, которая, к сожалению, имела свободный доступ на фронте, также на первое время не имела успеха, фронт понимал, что если он снимется, то за ним понесутся лавины неприятельских войск. Агитаторы, с целью создать антагонизм между офицерами и солдатами на мотивах привилегированного положения первых, в этом случае также не достигли результатов. Люди хорошо учитывали, что офицерство одинаково с ними переносило тяготы службы, неся в то же время большую ответственность. Первоначальная ставка немецких и большевистских агентов на образовавшиеся солдатские комитеты не удалась. Эти комитеты были не только противодействовавшим элементом командному составу, но они же сделались ему некоторого рода помощниками.