На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

27 декабря с утра село Епи-кей находилось под артиллерийским огнем. Чтобы получить представление о местности, я поднялся на наблюдательный пункт – вышку пограничной казармы. На ней находились командующий полком и около десяти офицеров. Высоты впереди нас занимались туркестанцами, которые вели редкий огонь по противнику. Последний записал высоты западнее туркестанцев, скрытые от нашего взора. Спустившись с вышки, мы во дворе казармы встретились с полковником Трескиным, прибывшим из Тифлиса по выздоровлении после полученного ранения в боях у Падыжвана. Согласно приказу, полковник должен был вступить в командование полком, а полковнику Попову надлежало сдать должность и отбыть в резерв офицеров, кажется, в Тифлис.

Встреча полка с полковником Трескиным носила самый искренний и радужный характер. Конечно, вопрос заключался не в симпатиях и антипатиях. Полк верил, включительно до последнего бойца, в боевой авторитет полковника, так отлично зарекомендовавшего себя в первых боях.

К вечеру в сведениях о противнике указывалось, что части его, находившиеся против туркестанцев, отошли на юг в направлении Зивинских позиций. Ночью на 28 декабря полку приказано было выступить из Епи-кея и, пройдя линию наших позиций, повернуть также на юг и начать преследование отходившего противника.

В двенадцатом часу ночи полк поднялся на позицию туркестанцев и, пройдя вперед с версту, повернул влево. Мы двигались по хребту с мерами охранения, держа роты во взводных колоннах. Снег и метель мешали нам, поминутно сбивая нас с ориентировки. Только наличие в полку нескольких солдат из бывших пограничников, отлично знавших местность, помогло нам к рассвету выйти на указанную линию. К 8 часам утра 28 декабря полк находился западнее середины линии Епи-кей – Кара-урган на высотах правого берега речки Иси-Су.

* * *

Насколько я представлял обстановку в то время, наш правый фланг должен был загнуть плечом с целью охвата левого фланга противника, причем радиус движения наступающих колонн простирался от Кара-ургана включительно до Бардуса, где осью вращения наступавшей линии колонн служил сам Кара-урган (или его окрестность).

Естественно, что части, следовавшие к правому флангу, должны были пройти большее расстояние, чем те, которые были около Кара-ургана. Самый длинный марш и в то же время самый трудный предстоял правофланговой колонне, выступившей из села Бардус под началом полковника Догвирта. Эта колонна должна была пройти перевал, ряд по глубокому снегу и при поднявшейся сильной метели. Наступающие части по причине непогоды и трудности пути не могли соблюсти общего равнения и, как следствие этого, левые колонны подходили к намеченной цели быстрее, чем правые. Так, Кубинский полк 28 декабря не имел вправо от себя никого, а влево и впереди находились туркестанцы, которые вели бои. Около десяти часов полк вошел в соприкосновение с противником. Пройдя с версту, мы остановились на гребнях. Дальше шла широкая лощина, на противоположной стороне которой видна была укрепленная позиция противника. Последний, заметив наш оголенный фланг, стал его обходить. Чтобы удлинить и загнуть правый фланг, из полкового резерва были отправлены две роты (13-я и 14-я).

Стрельба на фланге увеличивалась, и роты начали нести чувствительные потери. Тогда я, будучи тоже в резерве, отправился на фланг с четырьмя пулеметами. Выйдя на участок фланговой роты, мы попали под сильный ружейный и пулеметный огонь. Поднявшись к цепям с дальномерщиком Гречаниновым, я никак не мог обнаружить позиции неприятельских пулеметов. Рассматривая бугор за бугром, я ничего не мог заметить, кроме отдельных стрелков. Вдруг я услышал крик дальномерщика.

– Нашел их, ваше благородие, вон там, за малым бугорком у острой сопки. Извольте посмотреть в дальномер.

Через дальномер я увидел два неприятельских пулемета. Они только с большим трудом могли быть замечены, но болтающая прислуга выдавала их расположение. По данному взмахом руки сигналу мои пулеметы выкатились на позицию. Прежде чем открыть огонь, у меня оказались потери. Один наводчик был ранен в грудь, другой в руку. Бежавший впереди меня подносчик патронов, раненный в шею, упал и, кажется, той же пулей был сбит у меня погон. Через полминуты я открыл огонь. В бинокль ясно были видны рикошеты у самых неприятельских пулеметов. Противник до вечера больше не беспокоил роты пулеметами, а цепи его постепенно стали отходить к себе на линию.