На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

– Как так? – удивился я.

– Сейчас, за минуту до вас, приходила связь из штаба полка и доложила, что командир полка требует всех господ офицеров к себе. Похоже на то, что пойдем на Кара-урган. Часа полтора тому назад туда пошли пластуны.

Я, от охватившей меня досады, ничего не ответил, повернулся, вышел из сакли и направился в штаб полка. Я вошел в большую, освещенную висячей лампой комнату. На столе, приставленном к стене, красовались окорока, сыр, сардины, фрукты и вино. У стола сидел командующий полком. Вслед за мной входили один за другим офицеры. Их было не так много, всего 23 человека. Каждый из нас удивленно поглядывал на стол, поражаясь неожиданной роскошью.

– Господа, – поднявшись со стула, обратился к нам полковник Попов, – наш полк в только что минувших боях показал себя с самой блестящей стороны. Глубоко скорбя о павших на поле чести, я в то же время выражаю вам свою глубокую благодарность. Я видел все, я свидетель вашей храбрости и распорядительности, а посему достойным достойное. Прошу вас, господа, при первом удобном случае представьте мне списки наиболее отличившихся нижних чинов вверенных вам рот. А что касается вас, господа, прошу выпить и закусить. Это рождественский подарок наших дам из Тифлиса.

Мы приступили к столу. Разговор у нас не клеился. Было ли тут причиной то недружелюбие, которое создалось за время боев между командующим полком и нами, или же чрезмерная усталость тянула нас ко сну, но мы минут через десять, простившись, стали уходить.

Выйдя на улицу, я стал пробираться к себе в саклю. Из ворот одного двора вышел поручик Алавидзе. В руках он держал, насколько я мог разобрать в темноте, лист бумаги и с ним направился в сторону штаба полка.

– Куда? – спросил он меня.

– К себе спать, спокойной ночи, – ответил я.

– Опоздал. Сейчас получена телефонограмма, полку приказано немедленно двигаться к станции Соганлугской, – второпях проговорил мне поручик и уже бегом продолжил свой путь.

Через час мы шагали по шоссе на Кара-урган. На каждом привале люди падали и тут же засыпали на дороге. Чтобы поднимать их, приходилось действовать исключительно до строгостей. На одном привале поручик Захаров после неоднократного предупреждения одного спящего встать ударил его нагайкой. Последний вскочил:

– Послушайте, поручик, если ночью все кошки серы, то надо быть все-таки немного осмотрительнее, прежде чем лупить направо и налево, – вскочивший оказался командиром 15-й роты капитаном Джапаридзе. Дело окончилось извинением поручика и общим смехом.

Начало светать, когда мы, перевалив Хандеринский перевал, приближались к станции Соганлугской. Падал густой снег. Навстречу стали попадаться санитарные двуколки, полные раненых. У самой станции мы услышали начавшийся орудийный огонь в направлении Кара-ургана, Алтун-Булаха и Меджингерта.

У разветвления шоссе на небольшой поляне стоял шестой батальон пластунов. Казаки сидели на снегу, закутанные в бурки, а головы их поверх папах были покрыты до плеч широкими башлыками. Их оригинальные неподвижно сидящие фигуры производили своеобразное впечатление.

Полк встал на привал на той же поляне впереди пластунов. Около часу дня канонада в направлении Алтун-Булаха стала усиливаться. По сведениям, противник со вчерашнего дня повел ожесточенную атаку в этом направлении, стараясь прорвать наш фронт. Здесь на станции Соганлугской мы определенно узнали, что командование армией принял на себя генерал Юденич. Во втором часу пластунам было приказано следовать на Алтун-Булах, а нам к селу Зяк и дальше на север к селу Ена-кей. В шестом часу мы, не дойдя до Зяка, свернули вправо на патрульную дорогу и к восьми часам прибыли в Ена-кей, поступив в распоряжение Генштаба полковника Термена. Ночь на 27 декабря мы провели в самом селе, за исключением команды разведчиков, которая должна была вместе с разведчиками Бакинского полка выступить на разведку.

* * *

Неожиданный отъезд с фронта командующего армией генерала Мышлаевского не произвел на войска почти никакого впечатления. Большинство частей узнали о перемене высшего командования после боев у Сарыкамыша. Какие бы ни были важные основания у генерала Мышлаевского, побудившие его покинуть фронт в самый критический его момент, но в войсках на этот счет установился свой взгляд. Войска были уверены, что генерал Мышлаевский покинул фронт под влиянием создавшегося у него убеждения о безвыходном положении армии. Генерал полагал, что Сарыкамыш будет взят, фронт прорван, после чего армия должна будет или погибнуть, или сдаться на милость победителя. Теоретически генерал был прав, но только теоретически. Решая задачу, генерал пренебрег моральной стороной вверенных ему войск. Он упустил из виду то обстоятельство, которое часто, нарушив все кабинетные исчисления, приводит армию к победе.