Но всему бывает конец. Томительный день вместе с палящим солнцем начал угасать. Около 6 часов полк стал спускаться к Ханычайскому ущелью, по которому до Зивина оставалось около двух часов ходу. В воздухе завеяло холодком и запахло сыростью. Солнечные лучи остались где-то высоко над обрывом. Еще два или три крутых поворота, и я с командой остановился у широкого и быстрого ручья. Люди и кони бросились с жадностью пить холодную и чистую воду. А дальше и идти было нетрудно. Дорога шла без подъемов, крутясь все время над ручьем. Впереди понеслась старая кубинская песня. Еще дальше послышалось: «Для русского солдата пули, бомбы – ничего». Доморощенный оркестр 14-й роты, состоящий из скрипки, гармони и бубна, заиграл веселую польку. Поздно в сумерки полк остановился на привал в одной версте от Зивина у развалин старинной башни, служившей когда-то в древние времена крепостью. Людям был роздан обед только теперь, так как кухня была еще ночью отправлена вперед.
В девятом часу со стороны Кара-ургана показался свет быстро несущегося по шоссе автомобиля. Замедлив ход, машина свернула на проселочную дорогу, направившись к нашему бивуаку. Через минуты две она остановилась, гудя мотором. Сквозь резкие лучи рефлекторов мы увидели тучную фигуру капитана Генерального штаба Калинкарова,[111]
временно исполняющего должность начальника штаба дивизии.Полные любопытства за судьбу завтрашнего дня, мы, офицеры, обступили капитана, забросав его вопросами.
– Господа, – отозвался крикливым голосом капитан. – Сейчас все узнаете, будьте терпеливы, – и, заметив приближающегося командира полка, поспешил к нему с пакетом от начальника дивизии.
Прочитав полученный приказ, командир полка недовольным тоном обратился к капитану:
– Я сейчас выступлю с полком, но, скажите на милость, капитан, почему полк третий день болтается без толку? Сегодня у меня люди с рассвета на ногах, и я, проделав больше двадцати пяти верст трудного марша, сейчас должен пройти новых пятнадцать, да еще после того вступить в дело.
Переваливаясь с ноги на ногу и позвякивая шпорами, капитан Калинкаров, не то с улыбкой, не то с иронией, ответил:
– Я вполне понимаю ваше положение, господин полковник, но, к сожалению, не я играю первую скрипку.
– Все вы там играете на скрипках, а в музыканты ни один не годитесь, – послышался голос поручика Алавидзе.
– Поручик Алавидзе, – заметил командир полка, – потрудитесь быть сдержанным в ваших выражениях. Господа офицеры, через полчаса полк выступает на Геряк, а с рассветом мы атакуем позиции противника у Джили-Геля. Прошу, господа, по ротам.
Предстоящий ночной марш, затем бой, и все это после тяжелого перехода, не совсем было для нас приятным. Но делать было нечего, приказ должен быть исполнен. Через час голова колонны полка вступила на шоссе и пошла в направлении Зивинского перевала. Я с командой, следовавшей в середине колонны, а также и два батальона после меня должны были задержаться у шоссе больше чем на полчаса. В колонну полка втягивалось несколько батарей, подошедших с Кара-ургана. Приятно было вступить на новое, только что отстроенное, шоссе. Роты из сдвоенных рядов перешли в колонну по отделениям, а я сократил колонну, выдвинув патронные вьюки на линию пулеметов.
Пройдя около двух верст, колонна начала взбираться по вилюшкам[112]
на перевал. Я начал было считать число колен, но скоро сбился и бросил. Сверху доносился грохот артиллерии и крики: «Под ноги!», «Повод вправо!», «Повод влево!» Наконец, перевал был взят. Мы проходили по знакомой нам местности. Не доходя нескольких верст до Занзаха, колонна сошла с шоссе на проселочную дорогу в направлении Геряка, по которой я вместе с полуротой 14-й роты недели три тому назад двигался к разведчикам. Состояние дороги начало сказываться на нашем марше. Ежеминутно мы останавливались из-за артиллерии, что окончательно утомило людей. Вместо того чтобы войти в Геряк ночью, мы прошли его на рассвете, остановившись в полуверсте южнее села. Артиллерии было приказано немедленно занять позиции.Какая большая радость! Вместо того чтобы построиться в боевой порядок и перейти в наступление, нам объявили, что наступление откладывается на сутки.
Пораженная и до крайности обессиленная в Сарыкамышских боях 3-я турецкая армия принуждена была к бездействию на некоторый срок. Она нуждалась не только в пополнениях, но и в формированиях новых частей включительно до дивизий. Справедливо отметить, что турецкое командование очень умело справилось с этой трудной задачей. По сведениям о противнике, которые мы получали из наших штабов, можно было судить, что противник в сравнительно короткий срок не только восстановил мощь, но и увеличил ее формированием и присылкой новых частей. В этом случае планомерной работе противника способствовало временное отсутствие активности в нашей армии, в силу ряда причин, принудивших нас на несколько месяцев к бездействию.