На ходовом мостике

Вопрос можно, конечно, не задавать, но хочется, чтобы он почувствовал по тону: новый командир спокоен и уверен в себе.

- Неплохо бы в небесной канцелярии заказать вчерашнюю погодку, но… - он сдержанно улыбнулся. - У нас нет с ней связи.

Понятно, что для такой погоды наряд охранения в конвое слишком слаб, нам бы иметь хотя бы вчерашние силы, но приказ - есть приказ. Как говаривал мой учитель на Тихом океане Брезинский: побеждать противника нужно тем оружием, какое держишь в руках.

На мостике появляется штурман и докладывает о предстоящем через пять минут повороте на новый курс. На «Шторме» для других кораблей поднимается сигнал, и, как только рулевой Петр Павлов переложил руль для поворота, командир отделения сигнальщиков старшина 1-й статьи Павел Андриец выкрикнул:

- Группа самолетов прямо по курсу!

По конвою объявляется боевая тревога, и на мачте взвивается сигнал: «Отразить атаку самолетов от норд-веста!» Увеличиваю ход «Шторма» до полного. Но и от «Райкомвода» нельзя отрываться, поэтому на полном ходу описываем крутые зигзаги. В небе уже хорошо различима шестерка Ю-88, идущая на конвой. В напряженной тишине раздаются лишь громкие доклады дальномерщика Петра Зимина о дистанции и высоте. Наши автоматы способны достать самолеты на высоте около трех тысяч метров. Очень важно не пропустить момент, когда корабль придет на сигнальную дистанцию, чтобы сразу открыть огонь. И вот - команда Трухманова: «Огонь!» Сразу же расчеты старшин Пироженко, Лапина и Юрченко вступают в бой. На время стрельбы прекращаю зигзаги, чтобы облегчить работу зенитчикам и удержаться поближе к транспорту. Он и катера тоже ведут огонь.

Самолеты уже над «Штормом», ревут моторами почти в самом зените, но бомб на корабль не сбрасывают. Значит, для них главный объект - транспорт. И вскоре вокруг «Райкомвода» вздымаются огромные фонтаны воды. Их много, из-за водяной завесы транспорт почти не виден. Разрывы бомб смешиваются с грохотом зенитной стрельбы. Время тянется мучительно долго, мы с тревогой ждем, когда самолеты отбомбятся. Керенский докладывает: сброшено двадцать бомб. [228]

Но вот бомбовые разрывы стихли, один за другим смолкают зенитные орудия транспорта и кораблей конвоя, самолеты отбомбились и ушли. «Райкомвод» продолжает следовать за нами.

- Имеете ли повреждения? - с нетерпением запрашиваю капитана транспорта.

- Повреждений нет, из команды никто не пострадал, - получаем ответ.

Отлаживаем ордер и продолжаем следовать намеченным курсом. Теперь самолеты вряд ли отстанут, нужно ждать новых налетов. Главное - бдительность и повышенная боеготовность.

В районе Хосты снова обнаруживаем шестерку «юнкерсов». Подходят оттуда же, откуда появилась предыдущая группа - с норд-вестского направления. Опять основной удар наносится по «Райкомводу». Из двадцати четырех сброшенных бомб три упало в непосредственной близости от транспорта. На этот раз вряд ли обошлось без повреждений и потерь, - с тревогой думают все, кто находится на мостике «Шторма». Да, так и есть! Как только самолеты ушли, капитан «Райкомвода» докладывает: «Из числа команды шесть человек ранены, корпус корабля не поврежден». Уточняю состояние пострадавших и принимаю решение на одном из катеров отправить их в Сочи.

Но атаки авиации противника на этом не закончились. После двух часов дня в третий раз подвергаемся нападению. На сей раз шестерка «юнкерсов», видимо, решает действовать более эффективно - пытается бомбить примерно с двух тысяч метров. Но на этой высоте и наш огонь более эффективен. «Юнкерсы», так и не прорвавшись сквозь огневой заслон к транспорту, ломают строй и беспорядочно сбрасывают бомбы. А один, уходя, дымит, оставляя в небе черный след. Ни одна из бомб не причинила вреда.

Больше самолеты не атаковали. Лишь примерно через час после налета нами была обнаружена группа «Мессершмиттов-109», шедшая курсом на Туапсе. Об этом мы сообщили по радио оперативному дежурному базы. Вскоре к нам присоединился катер, доставивший раненых в Сочи, и в полном составе конвой благополучно вошел в Туапсе.

Первый бой с вражеской авиацией мы выиграли, не имея, если не считать раненых, существенных потерь. Но [229] надо сказать, что хотя мне и приходилось прежде стоять на мостике во время более тяжелых боев, когда море буквально кипело от разрывов, а сброшенные бомбы исчислялись многими десятками, ни разу я не переживал такого напряжения, вызванного чувством ответственности за свой корабль и за весь конвой. И вместе с тем я испытывал огромную признательность к людям, которые точно и своевременно исполняли приказания и команды, стояли у топок котлов, на маневровых клапанах в машинных отделениях, кто прильнул к прицелам орудий! Прежде, признаться, столь сильно я не испытывал подобного. Минуты опасности обострили все чувства, вызывали потребность еще лучше узнать, научить, воспитать подчиненных. Ведь сколькими незримыми нитями связаны мы все в бою, да так крепко, что ни один из нас не в состоянии выполнить свой долг до конца без другого…