На хую

Я обернулся на голос и увидел плотного мужчину в спортивном костюме с надписью «Адидас». В руках у него было небольшое полотенце и бутылка с минеральной водой. Тонкие губы, довольно мясистый нос, плотные хрящи прижатых ушей, колючий взгляд серых с водянистым оттенком глаз, брови, сросшиеся на переносице. В лице этом чувствовалась занудность, сосредоточенность и профессиональное умение сохранять внимание на объекте в течение длительного времени.

– Вы химик? – резюмировал я свои наблюдения.

– Да нет, то есть, проработал года два после института преподавателем химии, а потом ушел на кафедру философии и там защитился. Так что Вы говорите с философом-профессионалом.

– Я не люблю философов, – сказал я, – а тем более профессионалов.

Философ раскрыл рот, чтобы что-то спросить, но в это время близко над нами, прямо из воздуха раздался крик:

– Хуй не паровоз, всех не увезешь!

И тут же на одном из свободных пятачков розовой поверхности удивительного фаллоса, приютившего всех ранее посланных, появился молодой разгоряченный гражданин в джинсах и майке, с компьютерной мышью в руках и опять-таки, босиком.

– То-то же, мудак, сам небось под автобус не прыгнет, а мне чего-то доказывать будет! – запальчиво произнес молодой человек и неожиданно переменился в лице, вытаращился на свои босые ноги, а затем стал испуганно осматриваться по сторонам.

Мы как могли успокоили юношу. Он немного воспрял духом и рассказал в двух словах о себе, а также обстоятельства своего появления в нашей компании. Юноша сообщил, что в пылу спора был послан своим другом, у которого совсем недавно погиб близкий приятель. Приятель этот пару лет назад с отличием окончил университет и учился в аспирантуре на кафедре психологии. Погиб абсолютно нелепо и случайно. Как говорят американцы, оказался в неправильное время в неправильном месте. Приятель пославшего шел вечером по улице и смотрел, как сильно подвыпившая дама выписывает по тротуару кривые и ломаные линии, волоча за руку девочку лет четырех. Неожиданно девочка вырвалась и бросилась на улицу, прямо наперерез автобусу «Икарус», шедшему на приличной скорости. Парень сделал бросок под автобус и успел вышвырнуть ребенка из под колес, а в следующее мгновение огромное колесо переехало его пополам. Аспирант скончался на месте. После свидетели говорили, что погибший не мог не видеть, что у него нет никаких шансов на собственное спасение. И все же он прыгнул под колеса.

– Ну а почему вы разругались. За что вас э-э-э… сюда послали?

– А потому что я считаю, что тот аспирант зря жизнь отдал. Кто его просил прыгать? Это что, его ребенок? А Генка считает, что Виталик – это которого задавило – что он герой. А я считаю – что дурак.

– А почему вы так по-разному считаете? – удивился я.

– А потому что Виталик был Генкиным другом, самым лучшим, и Генке обидно думать, что Виталик погиб зазря и по-глупому. Вот он и вбил себе в башку, что Виталик подвиг совершил. Говорит, что в его поступке есть благородство, а значит есть смысл. Но это Генка так думает, потому что Виталик – его друг. А так – Генка не дурак, он должен понимать, что там, где есть благородство, там смысла как раз и нет. По жизни может быть только что-то одно – или смысл, или благородство.

– Экий вы прыткий, юноша! – удивился философ, – Вы говорите как сорокалетний человек. Такого рода знание надо заслужить, его надо выстрадать. А вам-то еще и страдать было некогда! Почему же вы так думаете? Где ваш юношеский романтизм, идеализм наконец? Почему вы так безапелляционно считаете, что Генкин друг погиб зря? А может все-таки не зря?

– То есть как это не зря? – обиделся и рассердился юноша, – Эта тетка на сто процентов виновата, и она должна была понести наказание. А Генкин друг спас ее от наказания, а наказал собственную мать. Она теперь, может, с кладбища не выходит. Гена говорил, что Виталик у нее единственный сын был. Ну и что хорошего он сделал?

– Ну положим, мать девочки действительно виновата, но сама девочка-то не виновата! – возразил философ.

– Когда виноват один, расплачивается за это всегда кто-то другой, невиновный – подал я голос. Вы Гашека читали? Так вот Швейк это прямо на примерах доказывал. Вот и тут получилось, что виноват был один, а пострадал, как всегда, другой.

– Так этот другой не должен был быть Генкин друг! – сново горячо воскликнул молодой человек. Раздавило бы ее дочку, и тогда было бы все правильно, потому что справедливо!

– Как же это так? – удивился философ, – Неужели автобус может раздавить ребенка таким образом, чтобы восторжествовала полная справедливость? Какая-то в этом неувязка, вы не находите, молодой человек?