На конкурс красавиц требуется чудовище

В коридоре я наткнулась на высокую, степенную даму. Мелкая сеточка морщин в уголках губ выдавала ее почтенный возраст, а значит, она не могла быть в числе невест. Она что-то пыталась мне сказать, но я просто взяла ее за талию, приподняла и переставила в сторону. Спасибо магии, я могу подвинуть не только высушенную селедку, но и более серьезные препятствия.

Я не бежала. Пусть сердце кололо иглами, а воздух с трудом удавалось протолкнуть сквозь пересохшее горло… Я не бежала. Я шла в свои покои так, будто нет ничего и никого, кто бы мог поколебать мое спокойствие.

А после… Тина и Марон усадили меня в глубокое кресло, откуда-то появилась огромная кружка с горячим шоколадом и пузатая банка с печеньем.

Меня отпустило. Я поставила кружку на пол и Гамильтон немедленно приступил к дегустации.

— Это было сильно, — негромко сказал Марон.

— Это была пощечина, — усмехнулась Тина.

— Я наследую отцу, — хмуро произнесла я. — Миледи Фоули-Штоттен соизволила повторно забеременеть только от своего нового ухажера. Они надеются прибрать баронство. Дураки. Ни в ком из них нет крови Фоули.

— А Штоттен? У вас ведь двойная фамилия?

— Десять поколений назад не было баронства Фоули-Штоттен, — я улыбнулась, вспоминая семейную историю, — а были две семьи. В одной из стычек дева из рода Штоттен встретила наследника Фоули. Они возненавидели друг друга с первого взгляда. Но шли года и, когда деву Штоттен уже хотели объявить старой девой и отправить в монастырь… О, мой далекий предок был в гневе! Он по бревнышку раскатал ту церковь и похитил мою далекую прабабку. А она, назло своим дальним родственникам, просила Правителя объединить земли. Так маг и колдунья стали бароном и баронессой Фоули-Штоттен. А благодаря их внучке во главе баронства может встать и женщина.

Тут я вздохнула и честно добавила:

— Если докажет, что ее дар силен и стабилен. Вот в поисках этой стабильности я и пришла в столицу. На самом деле там, дома, у меня был хороший наставник. Он позволял мне жить у себя, потому что в замке было жить невозможно.

— Невозможно, — подтвердил Гамильтон и сел, — я был призван, чтобы защитить маленькую леди. Но даже я не мог справится.

— Я, по глупости, дала клятву не вредить любовнику миледи Фоули-Штоттен. Дай сюда морду, она же вся шоколадная!

— Это потому что я тот еще сладкий пряничек, — оскалился пес, передразнивая сюсюканье одной из придворных дам, что столкнулась с ним на том самом Весеннем балу.

— Кстати о пряничках, — я вздрогнула, — Журжика кто-нибудь забрал из музыкальной гостиной?

3.5

Марон посмотрел на Гамильтона, Гамильтон на Марона, а после оба уставились куда-то за окно. Понятно.

— Зачем вы вообще его брали? — с изрядной долей раздражения спросила я.

— Ты не пахнешь ни порохом, ни лососевым паштетом, ни кровью, — перечислил Гамильтон, — как еще мы должны были тебя найти?! Лучше скажи, зачем двери сломала?

— Вариант, что не я — не вариант? — прищурилась я.

— Пф-ф-ф, — фыркнул пес и я сдалась:

— К сожалению, это действительно мы с Тиной.

— С каких пор ты сожалеешь о своих проделках? — удивился Марон.

— С таких, когда это не моя проделка, а чужая. Мы только коснулись дверей, а они разлетелись, — проворчала я. — Противно быть частью чужой шутки.

— Ну, — Тина развела руками, — любишь шутить, люби и смеяться.

— Ха-ха. Только вот по-моему, все это готовилось для Морей. О нас никто не знал и если бы не мы, то именно она бы появилась с такой помпой.

— Или она и хотела появиться с помпой, — разумно предположил Марон.

— Да, от Мореев всего можно ожидать, — согласилась я.

— Может в парк? Что угодно, лишь бы не киснуть в четырех стенах, — Тина поежилась, — мне дурно от всего этого бело-розового великолепия.

— Скажи спасибо, что они наляпали сверху позолоту, — фыркнула я и открыла портал, — может, на рынок? У меня осталась мелочь. Хватит на сосиски в хрустящем тесте.

— М-м-м, это те, которые в кипящем масле жарят? — облизнулся Гамильтон, — насаживают на тонкую палочку, после макают в жидкое тесто и затем опускают в масло? На рынок, срочно на рынок.

— Надеюсь, это наш, столичный рынок? — опасливо уточнила Тина.

— Наш-наш, — проворчала я и подпихнула Гамильтона под толстую жопку, — давай, любитель странного.

Уже на той стороне пес недоуменно спросил:

— Почему странного? Это же не я в роскошном, почти бальном платье на рынок вышел.

Вздернув бровь, я призвала синий шелковый платок и укуталась в него, прикрыв голые плечи и богато украшенный лиф.

— Я — обычная леди в хорошем, дорогом наряде. А ты странный, потому что то ты требуешь изысканных яств, а то воруешь последнюю сосиску в тесте.

— Инстинкт охотника, — небрежно бросил пес. — Я, все же, воин и мужчина, а не какая-то так мелкотравчатая шавка.

А после, когда мы отоварились, он потребовал сервировать ему вон тот плоский камень. Преобразовать салфетку, с узорными краями, но без кружева. И чисто белую тарелку, круглую.

— Она недостаточно круглая, — ворчал пес, глядя на мое творение.

— Не нравится? Переделай, — отрезала я.