На корабле полдень

Григорий Болотов не считал себя храбрецом. И когда его отец-генерал после возвращения Григория со срочной службы предложил ему всерьез вступить на военную стезю, он с негодованием отверг это предложение как нелепое. "Я настоящий трус, папа! Тут не о чем говорить!" – кричал Григорий отцу, глухо ворчащему про семейные традиции.

Никаким особенным трусом он, конечно, не был. Просто очень уж любил математику и тишину кабинета. Но вот когда синий инопланетянин начал жечь обшивку его драгоценного "Эйлера", Григорий вдруг почувствовал, что питает к чужаку настоящую ненависть полноценного бойца-десантника и готов голыми руками оторвать нахалу его синюю башку. Надо же, какая скотина! Да знает ли он, этот синий, сколько "Эйлер" стоит? И вообще, в каких это инопланетных законах написано, что можно ломиться в чужой звездолет?! Пугать чужих жен?!

В общем, кровь Григория бурлила от адреналина. И если бы отец-генерал увидел в эти минуты своего сына, он бы не сдержал улыбки законной гордости...

На крыльях новообретенной воинственности Григорий влетел в грузовой отсек, озаренный тревожным мерцанием аварийных ламп.

Он сразу же приметил Афину.

Та вжалась в противоположный Григорию угол просторного ангара, плотно заставленный контейнерами и кварцитовыми аквариумами с аридотевтидами (Григорию не верилось, что они ловили их всего-навсего перед этим рассветом. Казалось – трое суток назад!)

В руках у Афины был красный топор с пожарного стенда.

Лицо ее, мокрое от пота, было одновременно и свирепым, и прекрасным особой неолитической красотой.

– Если тебя такую сфотографировать, получится неплохая проба для плаката "Не зовите Русь к топору", – пошутил Григорий.

Однако Афине было не до шуток.

– Тише! – Отрывисто бросила она. – Он уже ломится сюда!

Григорий кивнул, лихорадочно озираясь: где же этот чертов гранатомет?!

Оказалось, оружие находилось в одном шаге от него. Григорий – как будто полжизни только тем и занимался – с легкостью отбросил защелки, открыл крышку и вытащил тяжеленную трубу на свет божий.

– Сим победиши! – Провозгласил он, потрясая добытым.

При виде гранатомета Афина приободрилась. Она отставила топор и принялась приглаживать взъерошенные волосы – пряди-синусоиды летели в разные стороны, словно змеи на голове мифологической Медузы Горгоны...

Стоило Афине закончить с прической, как легкая дюралевая переборка, служащая правой стеной транспортного отсека, была пробита кирасой инопланетянина.

Вслед за тараном в отсек проникли три конечности.

Они взмыли к потолку и обвили балки поперечного набора.

Вжжж-ик – и инопланетянин, ловко подтянувшись, влетел внутрь, а еще через мгновение он с неожиданной грацией приземлился на палубу в центре транспортного отсека.

– Твою ж мать! – Впечатлился Григорий.

Гранатомет в его руках сейчас был не опаснее дубины. Потому что миролюбивый математик совершенно не представлял себе как заставить эту запечатанную с двух сторон трубу изрыгнуть смерть в непрошеного гостя.

Увы, времени учиться не было.

Ягну вскинул оба своих бластера.

Жерло одного нацелилось на Афину. Другого – на Григория.

– Гришенька, прощай, – вздохнула Афина. – Хотя за мною много ухаживали, в моей жизни был только один мужчина. И это ты.

Григорий как раз думал, что бы ей такого, с оттенком высшей нежности и надежды ответить, когда во внезапно наступившей мертвенной тишине прозвучали... русские слова!

– Это... Мои... Отцы... Мои... Отцы... Здесь...

Слова были произнесены невероятным для человека тембром, с недоумочными интонациями синтезирующей голос кибернетической системы.

– Парсер, что ли, с ума сошел? – Пробормотал Григорий.

– Это он, – Афина глазами указала на синего инопланетянина. – Он говорит.

Григорий тотчас принял на себя роль переговорщика.

– Какие отцы? Какие отцы, друг? – Громко и отчетливо спросил он.

– Вот... Мои... Отцы... – сказал инопланетянин.

С этими словами он протянул две конечности и обвил ими аквариумы с аридотевтидами.

– Они... Уходить... С... Я... – прокомментировал он свои дальнейшие действия.

А действия были эксцентричными.

Он спрятал оба бластера в ниши, открывшиеся в панцире под его синим брюхом.

Затем всеми четырьмя свободными конечностями инопланетянин принялся, демонстрируя изумительную ловкость и сноровку, освобождать аквариумы с аридотевтидами от креплений "Эйлера" и собирать их в два просторных поддона из-под аэротранспортабельных контейнеров.

В итоге он стал похож на повара с двумя подносами.

Однако ноша оказалась непосильна даже для такого молодчика.

Ему пришлось плавно опустить брюхо на палубу и продолжить перемещаться ползком, отталкиваясь от пола тремя ходильными конечностями.

– Кажется, я начинаю понимать смысл простонародного выражения "пердячим паром", – вполголоса сказал Григорий.

– Неужели он вот так возьмет и уйдет? – Растерянно спросила Афина. – И ничего нам больше не скажет?

– Я, откровенно признаюсь, не заплачу, если он возьмет – и так вот уйдет, – сказал Григорий, с тревогой наблюдая за пятящимся к пролому гостем.