На корабле полдень

— Да, богатая… Иным псевдонимам фору даст! Сразу видно человека из семьи с традициями, — ухмыльнулся Цапко. — Но даже Дидимова-Затонского и то здесь не видать! А по моему опыту обладатели таких фамилий торчат из реальности как гвозди…

— Так ты весь лагерь уже обошел, что ли?

— Обошел… Что там обходить-то? Осталась западная посадочная площадка. Рядом с ней есть три свежих ангара. Два выгорели, один целый… Заглянем и в него, для порядку.

— Действуй.

Мне, как и Цапко, было обидно: выходило, мы жизнями рисковали лишь для того, чтобы теперь расхаживать по брошенному лагерю, заваленному мусором и занесенному песком.

Да что там «обидно», меня распирало возмущение!

Эти генштабисты с кудрявыми фамилиями, небось, вообще забыли про время встречи! Подумаешь, время! Подумаешь, обещали! Подождут эти меркуловские людишки! Это пушечное мясо госпожи Истории! Истории, которой они служат! Могут подождать — значит подождут! Стало быть, к чему спешка? На Глаголе ведь столько интересного!

— Мы возле ангара, — раздался в наушниках монотонный голос Цапко. — Перед ним — восемь характерных клякс выжжено. Явно какой-то корабль недавно садился… Я бы сказал, что клонский «Хастин», но у того конфигурация дюз другая. Он бы другие следы оставил…

— Так может инопланетянин? Конкретно чоруг? Потому что у ягну и дюз-то никаких нет…

— А ты догадливый, — сказал Цапко после паузы уже на два тона тише, изменившимся, напряженным голосом. — Чоруг, да. Вижу его, в ангаре стоит… Планетолет… Ну всё, разведка окончена, мы отходим. А вы причешите-ка ангар ракетами!

Я задумался.

Легко сказать «ракетами»! Ну причешем мы, допустим. А что нам это даст? Лишний раскуроченный чоругский планетолет?

А если, например, это мирный чоруг? Убивать чоругских ученых или туристов мне совершенно не улыбалось! Особенно учитывая страстную любовь моей ненаглядной невесты-ксеноархеолога к этой инопланетной расе. Да если она узнает, что я хоть пальцем тронул невинного чоруга — какого-нибудь, не приведи Господи, поэта или целителя… Да Таня и свадьбу может отменить! Она у меня такая!

— Послушай, Серега, ракетами мы всегда успеем. Ты мне дай, пожалуйста, точную информацию о том, что у него за эмблема на носу, у планетолета этого.

В наушниках долго молчали. Как видно, Цапко решал — выполнить приказание или же саботировать под благовидным предлогом.

Наконец он заговорил.

— На носу нарисованы три синих зигзага.

— Отлично! — Неожиданно сильно обрадовался я. — Это восхищенные! Они не воюют!

— В смысле «не воюют»? Они ведь тоже чоруги?

— Тоже. Так сказать, биологически. Но они не воюют. Их убивать запрещено, это преступление — согласно всяким там двусторонним конвенциям. Это как если бы чоруги взяли и вместо нашего военно-космического флота принялись гандошить мирное население колоний.

— Разве таких случаев на Тэрте не было? — Зло осведомился Цапко.

— Таких случаев не было, — твердо сказал я, соврал конечно. — Поэтому я прошу тебя и Пака сейчас зайти в ангар и попытаться вступить в контакт с восхищенными. Может быть, они знают, где наши генштабисты? Может быть, наши генштабисты вообще у них в гостях? Чаи там гоняют? Музыку чоругскую слушают?

— А может лучше домой? — Это был Пак.

— Знаете что, товарищи… Если мы на «Эрван Махерзад» вернемся без ансамбля из этих затонских и епифановых, нам Богдан Сергеевич Меркулов лично головы посворачивает, — сказал я тихо и свирепо, пусть знают, что я ни хрена не шучу!

Снова молчание.

— Лично я на контакт не пойду. Я не ксенодипломат. Я простой пилот, — как-то по-детски упрямо заявил Пак.

— Я бы тоже, хм, воздержался, — заявил Цапко. — Сашка, ты не подумай, что я в бутылку лезу… Просто они меня с детства пугают, эти так называемые раки! Они же пауки вообще! Если хочешь, сам их того… обольщай!

— А вот и обольщу!

Я был настолько рассержен — на судне бунт! ну, почти бунт! — что ближайшие пятнадцать минут решил не говорить этим своевольным гадам ни словечка.

Я оповестил эскадрилью о своем решении и, оставив за старшего Дофинова — пусть отрабатывает доверие! — перешел в пологое снижение.

Вскоре я уже стоял на растрескавшейся глине негостеприимной земли Глагола, перед высокими воротами ангара.

Цапко и Пак вальяжно сидели обочь на ящике из-под верблюжьей тушенки. Я помахал им рукой и, не тратя времени на конферанс, смело шагнул в приоткрытые ворота.

В отличие от Цапко, глубинного страха перед чоругами у меня не было никакого. Может быть, Таня меня от этого страха излечила. А может быть, излечивать было нечего…

Я шагал через ангар, в котором оказалось неожиданно светло — лучи Шиватира косо падали сквозь узкие длинные окна под крышей.

Чоругский планетолет, как и вся ксенотехника, казался невероятным, нелогичным и сверхтехнологичным одновременно.

«Несоленый дождь» — прочел я на его борту при помощи переводчика «Сигурд».

«Ничего себе названьице для летательного аппарата… Впрочем, чоруги, да.»

Я подошел к носовой стойке шасси.

Ни трапа, ни подъемника. Ни света изнутри, ни каких других признаков ксеножизни.