На корабле полдень

— Нет. Мир манихеев ни меня, ни моих товарищей больше не интересует. Как и Глагол в целом. Ведь нас ждет новый мир, значительно более волнующий, справедливый и добрый…

— Вы нашли пресловутый «другой глобус»?.. А, погодите! Речь, что ли, идет об окрестностях какой-то из «точек Казимира»?! — Проявил памятливость я.

— Именно! Поглядим, так ли у них здорово, как о том сказывают немногие доверенные источники, — с этими словами Сержант надел лямку рюкзака на левое плечо и, особым туристическим движением, вкрутился в правую. — Собственно, наш транспорт уже сел на крыше.

— Могу ли я вас проводить? — Спросил я, неожиданно сильно волнуясь.

— Нет.

— Зачем же вы меня тогда позвали?

— Хотел подарить вам, Шура, одну вещь. Никогда не забуду ваши глаза во время нашей первой встречи… В них было что-то ветхозаветное. В общем, этим подарком я хотел бы выразить вам благодарность, — и Сержант протянул мне невзрачные, но тяжелые перчатки из неизвестного мне материала.

— Благодарность? Но за что? — Искренне не понимал я, хотя подарок, конечно, взял.

— За то, что у вас покладистый характер, Шура. Это раз. Вот сегодня там, на космодроме возле дамбы, вы могли бы полезть в бутылку, размахивать табельным оружием, качать права… Пришлось бы применять силу, урезонивать вас… А так вы увидели, что мы — нормальные люди, и повели себя как нормальный человек… Я благодарю вас за то, что вы и ваши подчиненные не стали проецировать на нас свое социальное сумасшествие и свою агрессивность… Это дорогого стоит, поверьте!

Я кивнул. Не так уж часто меня благодарили за то, что я — «нормальный человек» с «покладистым характером».

— А еще я благодарю вас, Шура, за то, что вы и ваши товарищи так кстати прибыли…

— В смысле?

— Теперь, когда вы все здесь, я со спокойной совестью могу оставить раненых на ваше попечение. Не будь вас, пришлось бы их просто бросить. А это непорядочно…

— С каких это пор манихея беспокоит такая эфемерная и социально обусловленная субстанция, как порядочность? — Не удержался от иронии я.

— Вы нас плохо знаете, Александр. Впрочем, я вам это уже сообщал, — Сержант махнул рукой, словно хотел добавить «что с вас взять, с дураков!», но из вежливости сдержался. — Перчатки неужто не попробуете?

— А?

— Попробуйте перчатки и я наконец уйду. Иначе мои друзья меня искать начнут.

— А как их «пробовать»?

— Левую перчатку зовут Хварэна, то есть Сила, а правую перчатку зовут Аша, то есть Правда, — голосом усталого экскурсовода, которому не терпится поскорее покончить с экскурсией для школьников, сказал Сержант. — Если надеть перчатки и свести тыльные стороны запястий вместе, пластины из гольмия, которые вшиты в них, образуют единый энергетический контур с магнитным полем планеты. Контур спустя очень недолгое время насыщается и порождает своего рода огненный бич. Если вам интересны научные подробности — поток инверсных монополей Дирака.

«Поток монополей Дирака… Я не сплю?»

Но если в монополях я не понимал вообще ничего (знал только, что их как-то используют в магнитных лазерах — магназерах), то по поводу гольмия мне было что сказать! Все-таки фундаментальное военно-космическое образование — серьезная вещь.

— Погодите, вы сказали пластины из гольмия? Это ведь очень сильные магниты, да?

— Совершенно справедливо. Но это на обычной планете. На Глаголе гольмий имеет довольно умеренные магнитные свойства, зато входит в состав ряда артефактов естественного происхождения. Артефакты эти ведут себя крайне странно с точки зрения наших бытовых ожиданий. И не спрашивайте меня — почему.

— Хорошо, не буду. Так вы что-то говорили про поток монополей Дирака…

— Да. Практически же это означает, что перчатки передают на сотню метров достаточно энергии, чтобы мгновенно испарить центнер воды. Я пользовался этими перчатками двадцать один раз и никогда не жалел, хотя голова после них, конечно, побаливает, как после бессонной ночи… Это — настоящие перчатки крутого мужика. Дают врагам почувствовать бремя вашей личной правды… Так вы будете пробовать или нет?

— Да.

— Надевайте.

Во мне боролись два чувства — любопытство и осторожность. Но любопытство, конечно, победило.

Моя левая рука проскользнула в тугую перчатку первой. Правая — за ней.

Тут же между моими ладонями словно бы поселилась и заерзала махонькая шаровая молния.

— Только на меня заряд не направляйте, я вас умоляю, — Сержант обаятельно скривился. — Вон фикус в кадке возле дверей — он все равно засох! Можете его пощекотать.

В те мгновения, когда Сержант произносил эту фразу про фикус, я еще не понимал, чем именно я должен «щекотать» засохшее растение. Но спустя мгновение понял.

Шаровая молния в моих руках как будто бы проклюнулась и… дала росток.

Сначала маленький, прямо на глазах он делался всё больше!

— Да, да, вот этот хвостик постарайтесь туда направить, — и Сержант жестом показал мне, какое именно хлещущее движение я должен сделать. Все это чем-то походило на забрасывание удочки в воды большой и зеленой русской реки.

— Хшшшшшшш!

Несчастный фикус вспыхнул точно факел и опал на пол серым пеплом.