– Так и я гость, – и он усмехнулся, обнажая кривые зубы.
– Ты – незваный гость, а это несколько иное. Ты меня боишься, что ли? – было так странно видеть, как Александр, высокий, широкий в плечах, спортивный, с неказистым лицом не то насильника, не то работяги, действительно боялся матери Веры: невысокой, тонкой, интеллигентной и безобидной. А ведь на то была причина. Она и раньше беседовала с ним, когда приезжала в Москву, и все это были, безусловно, разговоры малоприятные.
– Нет, что вы! – засмеялся Александр и прошел наконец к ней в комнату. – Я вас не боюсь, чего мне бояться?
– Вера, прости меня, я так виновата! – зашептала в ту же минуту, как дверь за ними закрылась, Лиза, умоляюще сдвигая густые русые брови на белом лице. – Я думала, он что-то сделает со мной, он так давил на меня!
Вера, которая еще не пришла в себя от неожиданности, не смогла пока даже понять, что ей нужно винить Лизу. В глубине души ее только сейчас стало расти возмущение от нелепости всего происходящего, и она бы могла это возмущение направить на подругу, но ее мольба остановила ее.
– Ох, Лиза, – покачала она головой. – Как это все не вовремя. Словно нарочно кто-то решил подставить меня. Что теперь делать? Сережа придет с минуты на минуту.
– Да что ты! Пойдем отсюда, пошли в парк. Ты сможешь? Позвоним ему, скажем, чтоб ехал туда. Он на машине?
– Да.
Они тихо покинули квартиру, осторожно закрыв за собой дверь.
Каждый шаг даже по маленькой лестнице в подъезде был мукой и отдавался болью во всем теле, и Вера проклинала себя, что не сбежала вовремя от Саши. Она хотела это сделать, но, когда тот снял квартиру, она начала встречаться с Сережей и все надеялась, что он позовет ее жить к себе или предложит снимать квартиру в Москве. Тем более она не хотела раскрывать ему причины своего желания съехать отсюда. И вот процесс принятия решения растянулся до того момента, когда стало уже совсем не до того. А теперь Саша помог единственным важным в ее жизни отношениям рассыпаться на осколки. Как он ей был ненавистен, как омерзителен, ее мучитель, душитель счастья и всех ее надежд! С упорством маньяка он всегда добивался своего.
В сквере в одном конце его, ближе к их дому, расположились местные алкоголики. Они посапывали на лавочках. Лиза с Верой перестали дышать, проходя мимо них.
– Что же он не успокоится! – говорила подруга торопливо. – Что ему от тебя все надо? Как ты могла встречаться и жить с таким мерзким человеком?
От резкого порыва ветра липы зашумели у них над головами, и в ту же минуту Вера вспомнила, что нужно предупредить Сергея. Он уже подъезжал и сразу снял трубку – как вовремя! – иначе все могло бы быть хуже: он пришел бы домой и застал бы там Сашу.
– Не успеем в парк, – сказала она. – Да я и не дойду. Давай вон туда пройдем.
Она указала рукой на конец сквера, где за рядом густых и высоких лип пряталась рябиновая аллея. Она чуть алела сквозь толпу других деревьев и кустарников. Там в закутке, в обрамлении налившейся огнем рябины, стояли две лавочки, скрытые от глаз. К счастью, они пустовали.
– Раньше мы по всей Москве ездили, а теперь остался только этот несчастный сквер и парк, у Сережи ни на что нет времени, а у меня – сил, – сказала безжизненно Вера. В ней росло томительное ожидание неизбежной встречи, удара неумолимого рока, крушения всех ее мечтаний и планов. Вера взглянула в нежное лицо Лизы, и вдруг ей показалось, что вся ее жизнь сжата в точку и сосредоточена в подруге, потому что она одна сможет защитить и поддержать ее. Она одна не бросила ее, не перестала звонить и видеться с ней, как другие, лишь только Вера заболела. Мгновения, показавшиеся вечностью, тянулись, как липовый сок, вязко, неприятно, раздражающе.
– Вот вы где! – вдруг раздался голос из-за спины. Это был Сергей, он стоял за рябинами. – Я вас почему-то на другой лавочке искал. Сейчас обогну деревья и приду.
Голос его звучал ласково, но от Веры не ускользнуло его волнение, слова будто прыгали у него во рту в такт бешено стучащему сердцу в груди. Он был в смятении. Он боялся ее реакции. Быть может, он полюбил другую? Быть может, боролся изо всех сил с собой, чтобы не стать злодеем, который бросает свою женщину в беде, а теперь наконец сдался, потому что понял, что сопротивление нахлынувшим на него чувствам бесполезно? Но как, как он мог любить кого-то еще, когда для нее в целом мире существовал только он? Разве могло его сердце принадлежать другой, когда сам он обладал ее сердцем безраздельно? Почему-то ей казалось, что мир не может вместить в себе такого безжалостного противоречия, и хотя она была уже взрослой женщиной и знала, что как раз таки может, но именно сейчас ей нестерпимо хотелось быть ребенком и рассуждать по-детски. Мысли вихрем кружились в голове под шум тревожных рябин.
В это самое время в квартире Веры состоялся разговор между Татьяной Викторовной и Александром.