– Все случилось, – прошептала Вера обреченно.
– Он хочет расстаться?
– Он этого не сказал, но да.
– Как это – не сказал, но ты все поняла! Это как?
– Он сказал, что нам нужно поговорить, – стала медленно разъяснять Вера. – Эту фразу всегда говорят, когда хотят расстаться. Мы и так почти не виделись в последние два месяца, а теперь еще и Ольга Геннадьевна, похоже, встряла.
– Что она сделала? – Татьяна Викторовна, которая и без того уже заранее недолюбливала мать Сергея, как и его самого, сердилась все больше.
– Она видела, что Саша мне написал сообщение, она наверняка рассказала Сереже. Он, наверное, решил воспользоваться им, чтобы расстаться со мной.
Татьяна Викторовна ахнула. Саша, тот самый Саша, что изводил Веру три года совместной жизни, что приказывал и указывал ей, контролировал каждый шаг, не позволял встречаться с подругами, смеялся над ней, унижал ее, оскорблял, отбирал у нее зарплату – и которого она с таким трудом бросила. Тот самый Саша с мохнатыми бровями, кривыми скулами и кривыми зубами, напоминавший уголовника. Тот самый, из-за которого Веру считали объятой горячкой любви, раз она терпела столь жестокое собственническое отношение к себе! Не Татьяна ли Викторовна пошла в церковь ставить свечку, лишь только они расстались, в тот же день?
– Что он хочет от тебя?
– Сережа?
– Нет, Саша.
– Да как обычно. Он уже полгода как расстался с очередной невестой и теперь преследует меня. Пишет, звонит.
– Поменяй номер телефона!
– Уже поменяла, ты помнишь?
– Ах вот оно что! Это тогда из-за него, значит…
– Мама, – так же лежа и безжизненно сказала Вера, – ты не знаешь главного. Несколько месяцев назад он снял квартиру специально в этом доме, чтобы преследовать меня. Он может стоять во дворе напротив окна на кухне и смотреть в квартиру. Следит за подъездом, за тем, ходит ко мне по вечерам Сережа или нет.
– Он совсем умом тронулся? И ты это терпела?!
– Говорит, что так любит. Он первый понял, что Сережа разлюбил меня. Он стал мне об этом писать. Один раз поймал у подъезда, в один из легких дней, когда я вышла на прогулку во двор, стал говорить, что Сергей меня бросит, раз я заболела, а он – нет, что ему это безразлично.
– И ты, конечно же, поверила ему? Стала переписываться с ним? Вот Сергей и в ярости. Ну ты даешь, девочка моя. Почему никому не сказала, что этот Сашка живет в твоем доме и шагу тебе не дает ступить? Я бы отцу пожаловалась, чтобы он с ним разобрался. Теперь Сережа приедет, и ты должна ему все объяснить, все, что ты мне рассказала. Он поймет, ведь он медик, он должен понимать, что это больные люди, что у них не все дома… Он психопат, этот Саша…
– Мама, – медленно выговорила Вера, словно ей было больно говорить, – психопат – это другое.
– Какая разница? Главное – смысл! Как можно ревновать к такому… такому мерзавцу?
В этот момент раздался звонок в дверь.
– Это он! – Вера, превозмогая боль, приподнялась на кровати. Она не успела привести себя в порядок, волосы ее были без укладки, просто стянуты в хвост, она не успела даже ресницы накрасить, не надела любимый сарафан, а ведь Вера так хотела хотя бы выглядеть хорошо, когда Сережа придет, чтобы прикончить ее. И вот пока мать шла в коридор, чтобы открыть дверь, она сделала марш-бросок и из последних сил рванулась к двери, захлопнула ее и открыла шкаф. Быстро стянула с себя шорты и майку, надела летнее голубое платье на бретелях. Она любила красивую одежду, и никакая болезнь этого у нее не отнимет, – мелькнула в мыслях беспомощная идея. Беспомощная, потому что, когда ты нелюбим, никакие наряды не спасут, и Вера это знала.
В этот момент Татьяна Викторовна просунула голову в дверь. Лицо ее было темнее ночи, а губы не произнесли ни слова. Что-то было не так. Вера, которой уже начало надоедать напряжение, подзуживание матери, разъярилась, распахнула дверь без слов и увидела, что на пороге застыли Лиза и… Саша. Лиза смотрела на нее большими испуганными глазами, и весь ее облик выражал то необыкновенной силы чувство вины, когда ты только что предал кого-то очень слабого. Саша же смотрел на нее с вызовом, но одновременно – как странно для него! – с робостью, сковавшей его кривые асимметричные скулы.
Вера хотела было задать вопрос, но не знала, как сформулировать его. Почему они были вместе? Что крылось в этом?
– Вера, прости, – наконец сказала Лиза, скидывая босоножки. – Он поймал меня у подъезда и стал допытывать о тебе, я не хотела ничего говорить, он натурально заставил меня вести его к вам. Ты же знаешь, каким зверем он бывает. – Она прошла к Вере и взглянула на нее, сама не понимая, что теперь делать и чего ждать ото всех, а тем более от Саши.
Вдруг во всем этом немом хаосе и непонимании раздался твердый голос Татьяны Викторовны, который прервал всеобщее оцепенение и задал какой-то вектор создавшейся ситуации.
– Саша, пройдем ко мне в комнату, – сказала мать. – Мне надо с тобой кое-что обсудить.
– Я пришел не к вам, – отрывисто произнес Александр. – А к Вере. Я с ней хочу потолковать.
– А я говорю: пройдем ко мне. Вере с тобой пока не о чем говорить. Она занята, у нее гостья.