Действительность безжалостна и холодна к людям, отсюда все их беды, незаживающие годами душевные раны. Время старается их залечить, но воспоминания, кои действительность призывает на помощь, непреклонны. Они рвут сознание на части, они впиваются в память когтями, отказываясь уходить прочь. Они — безжалостные монстры, обитающие внутри людей.
И чем меньше прошло времени со дня, изменившего человеческую душу, тем яростней и злее бывают воспоминания. Тем тяжелее переносить их.
А порой время и вовсе заключает с действительностью союз, и союз этот называется ожиданием. Оно может быть почти незаметным, а может быть долгим, мучительным. Время словно нарочно замедляет ход, а действительность накрывает человека с головой, и он все ждет, ждет…
Брейв устал сидеть. Он встал, обошел свою темницу — раз, другой, третий. Замер, вслушиваясь в тишину, надеясь различить шаги.
Когда же?
Томительное ожидание длилось часа два, не больше, но заключенному казалось, что прошло несколько лет. Когда наконец заскрежетали засовы, у него вырвался из груди вздох облегчения.
Он в тот момент готов был выслушать любой приговор, помилование или смертная казнь — все лучше, чем ожидание!
— Утро, — поприветствовал Брейва надзиратель, входя. Обернулся через плечо, крикнул в коридор: — Забирайте вашего дружка!
В камеру вошли двое стражников.
— Ты бы хоть покормил парня, что ли, — заметил один из них, мужчина лет тридцати пяти с длинными светлыми волосами, рассматривая бледного Брейва.
— Дык как раз сейчас и собирался! Ведите его в столовую, повар чего состряпает, да отзавтракает тогда!
Брейву связали руки за спиной и вывели в коридор.
— Смотри, только без шуток! — предупредил его длинноволосый. — У меня приказ убивать на месте при попытке к бегству.
Брейв на ходу кивнул.
Столовая представляла собой просторный зал с двумя длинными столами и несколькими рядами табуретов. Пока зал пустовал, но к обеду его заполнят оголодавшие заключенные, и тогда только успевай похлебку разносить!
— Это еще кто? — недовольно осведомился повар, отвлекшись от готовки.
— Да вчерашний, — ответил тюремщик. — Я его на общий завтрак не повел, ждал, чего там сверху скажут. Вот сказали — покормить перед судом, так что давай наливай ему плошку!
— У меня тут не трактир, Рич! — огрызнулся повар. — Надо было его вести в положенное время, чтоб пожрал!
— Тебе чего, налить трудно?
— Ждите до обеда. Некогда мне сейчас ему завтрак стряпать!
— Ах, до обеда? — Глаза надзирателя сузились.
— До него самого. — Повар был непреклонен.
Властелин кухни, правитель столовой…
Свистнула в воздухе плетка. Повар вскрикнул от боли и схватился за плечо.
— Ты чего делаешь, Рич?! — воскликнул он испуганно.
— Давай быстро за работу, иначе еще разок подстегну! — пригрозил надзиратель, подвешивая плетку обратно на пояс.
Повар пробормотал под нос что-то неразборчивое, но спорить больше не решился.
Спустя несколько минут перед Брейвом стояла полная плошка и кружка с неизвестным парню пойлом. Пойло было вонючим и густым.
— Что это? — спросил пленник, потирая запястья: на время завтрака стражи освободили его от пут.
— Похлебка, — ответил тюремщик, усевшись на табурет с противоположной стороны стола. — Не нравится, что ли? Ну, ничего другого нет, не хочешь — не ешь.
— А в кружке?
— А Кварус его знает! Настойка на травах небось. Или чай какой, из дешевых, жейских.
Брейв невольно поморщился: из Жейса в королевство всегда везли самое разнообразное дерьмо. Обитатели дружественной страны то ли отличались редкостно извращенным представлением о нормальной пище, то ли сплавляли в Зейд все ненужное им самим.
Впрочем, не ожидал же он в тюремной столовой отведать лучшего вина из подвалов королевского замка?
Шумно сглотнув, Брейв приступил к трапезе.
Десятки любопытных взглядов провожали его на площадь. Он смотрел в землю, не желая видеть лица горожан. Он боялся разглядеть в них слишком много презрения — гораздо больше, чем заслуживал на самом деле.
Сразу по окончании завтрака Брейву вновь связали руки и повели на суд. Все попытки разузнать, что его ожидает на площади, разбились о молчаливый заслон стражей. Судя по всему, устав запрещал им общаться с пленниками… хотя, вполне возможно, они и сами не горели желанием с ним говорить.
Для них он был убийцей рыцаря — благородного вассала Его Величества. И за человека его, этого убийцу, стражники уже не считали.
Увидев установленный посреди площади помост, Брейв похолодел. Неужели все же смерть? Однако, приглядевшись, он вздохнул с некоторым облегчением: на помосте был установлен лишь трон, предназначенный явно не для него.
Для короля.
— Его Величество Джуан Первый! — оповестил глашатай, приютившийся на самом краю помоста.
Заиграли трубы, зашептались собравшиеся на площади люди. Врата открылись, и, сопровождав-мый свитой и личной охраной, к народу вышел король.