На краю бездны

Я думаю о собственных белых пятнах. Мне удалось по кусочкам воссоздать почти всю картину своей жизни, но многие воспоминания кажутся чужими, а большинство отсутствует вовсе. В каком-то смысле это даже милосердно. Может, эти белые пятна меня защищают.

– Ты заслуживаешь приличного парня.

Она ждет моей реакции.

– Он нормальный, – отвечаю я.

Мне стыдно. Врать и использовать ее состояние нечестно, но я просто пытаюсь наладить контакт. Именно этим я и занимаюсь.

– Вот и хорошо.

– Джеральдина, – произношу я мягко.

И снова ее взгляд на мгновение проясняется, чтобы тут же потухнуть.

– Да?

– Можно задать вам один вопрос?

Необходимо выяснить, имеет ли к ней отношение трейлер, стоящий во дворе у Дэвида. Я понижаю голос:

– Про Дейзи.

Она моргает, но этим ее реакция и ограничивается. Я опасалась, что она разволнуется, замкнется, а она словно даже не помнит про свою дочь.

– Вы можете сказать, где жили до того, как оказались здесь?

Она вскидывает голову:

– Да! На заливе. В трейлере. Неподалеку от Молби. Я подрабатывала там уборщицей.

Я улыбаюсь – я даже готова рассмеяться, – но тут она говорит:

– Только они меня вышвырнули. Нам пришлось переехать.

Моя веселость улетучивается.

– Куда переехать? К Дэвиду?

Она не отвечает. Я беру ее за руку – холодную и невесомую, как иссохшая птичья лапка. Когда мы касаемся друг друга, между нами проскакивает искра статического электричества. Я практически чувствую, как пульсирует в ее жилах кровь. С сестринского поста в коридоре доносятся голоса и смех, но все это сейчас где-то там, за тысячу миль.

– К тому времени, когда Дейзи не стало, вы переставили свой трейлер к Дэвиду?

Джеральдина мнется. Вид у нее озадаченный, как будто она забыла, что ее дочери нет в живых. Но потом в ее мозгу что-то в очередной раз замыкает, вспыхивает новый синапс. Она тепло улыбается:

– Как у него дела?

– Почему вы к нему переехали?

– Он был нашим другом. Как у него дела?

– Вашим другом? Или другом Дейзи?

Она смотрит на меня с таким видом, будто я спросила заведомую глупость.

– Вы ему доверяли?

– Конечно доверяла.

– И в отношении Дейзи тоже? Вы не боялись, что между ними может что-то быть?

– Да ничего между ними не было. Он вел себя достойно. По отношению к нам обеим. – В ее глазах загорается решимость. – Заруби себе это на носу. Это не он их обижал.

– Дейзи кто-то обидел?

– Да.

– Вы сказали «их». Кто еще пострадал?

Судя по всему, она меня не слышит. Из коридора доносятся приближающиеся шаги, и я вспоминаю про установленную на комоде включенную камеру.

Я наклоняюсь к Джеральдине:

– Кто-то так страшно ее обидел, что она… покончила с собой?

Женщина вскидывает голову:

– Она никогда бы так не поступила. Она была сильная.

Ее глаза потухают.

– Она же вроде оставила записку? Вы ее не сохранили?

Джеральдина ничего не отвечает. Я повторяю вопрос, и на этот раз она горько смеется:

– Записку…

– Ее подбросили?

Она мямлит что-то невразумительное, как будто разговаривает сама с собой, споря с голосами в голове.

– Джеральдина?

– Говорят, ее даже кто-то видел, – смеется она с таким видом, как будто это полный бред.

– Видел, как она прыгала, – уточняю я. – Кто?

– Да только все это вранье.

– Кто ее видел? Где сейчас записка?

– Они ее забрали. Но там все неправда, – печально бормочет она себе под нос. – Я знаю. Я чувствую.

В комнате повисает молчание. Где-то в коридоре открывается и закрывается дверь. Слышатся голоса. Тот, кто шел сюда, судя по всему, где-то задержался. Мне хочется встать и уйти прочь, не оглядываясь, но в то же время хочется остаться с ней. Или забрать с собой, заботиться о ней, попытаться вернуть ей дочь.

Но как это сделать? Я присаживаюсь на кровать рядом с Джеральдиной. На мгновение даже кажется, что это самый обычный визит, что я пришла сюда с цветами и ее любимым тортиком, чтобы просто подержать ее за руку, поболтать и прокатить на машине.

Но это не так. И как вообще такое возможно?

Внезапно она вскидывает голову:

– Бедная Сэди…

Имя оглушает меня, точно гром. Земля уходит из-под ног.

– Сэди? – шепчу я. – А что с ней случилось?

Молчание. Меня тут как будто и нет, я словно ничего и не говорила. Краткие просветления чередуются с затмениями, она будто бы выныривает на поверхность перед тем, как снова провалиться в черный омут. Она отводит взгляд и смотрит в пол. Голова падает, но когда она вновь ее вскидывает, глаза мечутся, точно мальки в воде.

– Бедная девочка. Доведется же пережить такое. Говорят, она оставила записку. Ты знала об этом?

– Что?

Не было никакой записки. Я бы ее помнила.

– Ее мама мне рассказывала.

– Мама Сэди? – переспрашиваю я, пытаясь не выдать ни своего раздражения, ни своего отчаяния.

У нее в голове все перепуталось. Вспоминает то, чего не было, не иначе. Интересно, можно ли верить хоть одному ее слову. Я уже готова сдаться, развернуться и выключить камеру, но что-то меня останавливает. Я не могу. Я должна докопаться до правды, по крайней мере в этом вопросе.

– Где она? – спрашиваю я. – Что случилось с мамой после исчезновения Сэди?

Молчание. Я снова кладу ладонь ей на локоть, и она внимательно на нее смотрит.

– Они подружки были неразлейвода.