– Я заметил это в ту первую ночь, когда мы с тобой были вместе. Всегда остаются следы. Над тобой издевались?
Я пытаюсь выдернуть руку, но он не дает. Он держит меня ласково, но крепко и медленно проводит пальцами по моим шрамам. От его прикосновений внутри разбегаются мурашки, точно тысячи крошечных насекомых копошатся под кожей.
– Я еще раньше хотел с тобой поговорить – после того, как мы побывали на могиле твоей матери, но потом пропала Элли – и стало не до того… И я понимаю, почему ты пыталась все скрыть, но тебе нечего стыдиться. И этих шрамов тоже.
Нет, думаю я. Нет. Все это произошло уже после того, как я сбежала.
– Не надо.
– Многие жертвы насилия сами себя калечат. Это совершенно…
– Я себя не калечила, я просто обварилась. Кипящим супом.
Он внимательно смотрит на меня. По глазам я вижу, что он не верит.
– Ты разговариваешь во сне. Знаешь об этом?
Мне вспоминается мой бывший парень. Он находил это забавным. Ты просто не затыкаешься, сказал он однажды. Постоянно бормочешь что-то себе под нос, как будто с кем-то препираешься.
– Ты все время повторяла ее имя. Дейзи.
Я киваю. Молча. Да, не зря, видимо, все-таки говорят, что все тайное рано или поздно становится явным. Все пропавшие действительно всегда отчаянно пытаются найтись.
– Ты же никому не расскажешь?
Он обещает не рассказывать, но мне почему-то не очень верится. Возможно, я опоздала и он уже с кем-нибудь поделился.
– От меня не надо было скрывать, – говорит он.
Я подаюсь к нему. Очень хочется ему верить. Хочется, чтобы он обнял меня и притянул к себе. Хочется надеяться, что кто-то может любить меня просто так, не требуя ничего взамен. Но я не думаю, что смогу.
Он внимательно смотрит на меня, склонив голову набок. На его губах застыла печальная полуулыбка сострадания, которая, однако, не отражается в глазах.
– Можешь мне доверять.
Я не знаю, что сказать. Не знаю, как дать ему достаточно, не отдавая всего целиком. В этом-то и беда. Я так не умею.
– Ты мне нравишься, – говорит он. – Очень.
Внезапно он становится похож на оробевшего школьника. В этом случае я знаю, каких слов от меня ждут. Они готовы сорваться с языка, но застревают в горле, и я молчу. Гэвин печально качает головой:
– А я тебе не нравлюсь.
– Дело не в этом, – уверяю я.
– А в чем тогда?
Я раздумываю. Такое ощущение, будто я захожу в море: в черной воде не видно дна, которое грозит в любой миг уйти из-под ног, оставив меня беспомощно барахтаться в волнах.
– Просто я чувствую себя такой…
Какой? Какой я себя чувствую? Потерянной? Опустошенной? В конце концов я нахожу нужное слово. Я наглухо его запечатала и задвинула подальше, но оно, разумеется, никуда не исчезло. Да и не могло исчезнуть. Меня не было рядом, когда она нуждалась во мне. Я предпочла сбежать, и тогда она тоже сгинула. От этого никуда не деться.
– Виновной.
– Это не твоя вина.
– Что именно?
– Что Дейзи покончила с собой. Ты сделала все, что могла. Те люди… Они причиняли тебе зло; тебе было необходимо бежать. Они не оставили тебе другого выхода. Ни один человек не стал бы тебя винить.
Но такие люди есть. Как минимум один. Дейзи.
– Ты не понимаешь. Я сбежала не поэтому.
– Мне можешь не врать, – понижает он голос.
– Что?
Он утыкается взглядом себе под ноги:
– Я знаю… То же самое было с Зои.
Молчу. Думаю, он прав.
– Я пытался поддержать ее.
Не знаю, что ему на это сказать, поэтому говорю просто:
– Мне очень жаль.
– Неудивительно, что она сбежала. Если именно так все и было. – Он вскидывает на меня блестящие от слез глаза. – А вдруг на самом деле она мертва? Как Дейзи. Вдруг?..
– Дейзи жива.
– Что?!
Я смотрю на него в упор. Мгновение растягивается настолько, что, кажется, готово уже порваться, и лишь тогда я отвечаю.
– Именно она прислала открытку. Именно она проехала мимо меня в самую первую ночь перед тем, как появился ты. Думаю, в машине Дэвида. Именно она за всем этим стоит.
Гэвин смотрит на меня. Он и так считает мою психику хрупкой, но теперь начинает задумываться, насколько глубокий отпечаток оставила на ней моральная травма.
– Ты серьезно?
Внутри у него явно происходит борьба. Сквозь облака потихоньку пробивается солнечный свет.
– Она там, – произношу я. – В доме Дэвида. Я в этом совершенно уверена.
Я рассказываю, как очнулась взаперти в трейлере, и он хрипло сглатывает.
– Мы должны пойти в полицию, – говорит он.
Я накрываю его руку своей ладонью:
– Не могу. Пока не могу. – Вытаскиваю из сумки камеру. – Но мне нужна твоя помощь. Ни о чем не спрашивай, просто помоги мне. Пожалуйста!
Он берет аппарат и взвешивает его на ладони.
– Можешь сделать так, чтобы она заработала? Или перенести видео с пленки?
– И тогда мы пойдем в полицию?
– Да, – говорю я, понимая, что других вариантов не осталось. – Я обещаю.
48
Я включаю камеру на запись.
Она установлена на туалетном столике, а я сижу на краю кровати. Мягкий свет прикроватной лампы направлен так, что мое лицо наполовину утопает в тени. Черты различимы лишь совсем смутно; я могу быть кем угодно.
– Это сообщение для моей подруги, – говорю я.