На краю бездны

Я изо всех сил заставляю себя говорить спокойно. С ней я разберусь потом, после того, как поговорю с Дейзи и узнаю, что натворила. В конце концов, Моника не знает, что именно мне известно. Она понятия не имеет, что я видела.

Мне вспоминаются ее же слова, сказанные тогда по телефону.

– Она вернулась, – сообщаю я. – Вы это знаете, и я это знаю.

Моника озадаченно склоняет голову набок. Ее попытка изобразить недоумение почти забавна.

– Бросьте, – усмехаюсь я. – Давайте перестанем валять дурака и будем откровенны.

На секунду кажется, что Моника вот-вот захлопнет дверь у меня перед носом, но она передумывает.

– Лучше будет, если вы зайдете в дом.

Я обвожу взглядом комнату. На диване никого нет, на кофейном столике стоит одинокий бокал из-под вина. Голоса, которые я слышала, несутся сверху: по телевизору в спальне идет какая-то мыльная опера.

– Вы же в курсе, что она у Дэвида?

– Кто?

– Дейзи.

Я вижу, как ее зрачки расширяются, но она тут же отворачивается, чтобы взять сигареты. Она присаживается на край кресла напротив и чопорно скрещивает ноги, снова овладев собой, затем придвигает пачку ко мне. Я не обращаю на сигареты внимания.

– Вы ошибаетесь. Она мертва. – Моника говорит ровным тоном; ее слова звучат неубедительно. – Она спрыгнула со скалы. Я видела…

– Расскажите мне правду. Дейзи не прыгала со скалы.

– Я видела собственными глазами.

– Она жива. Она вышла со мной на связь.

Моника нашаривает зажигалку.

– Каким образом? Через этот ваш ролик? Знаете, мы все его посмотрели. – Огонек неохотно вспыхивает, и она закуривает. – Вы, посторонний человек, приехали сюда, чтобы разворошить прошлое…

– Нет, – возражаю я, но она не обращает на меня никакого внимания.

– …прошлое, о котором не имеете ни малейшего понятия.

Я делаю шаг вперед, пытаясь сохранять спокойствие. Ее злость – это самозащита. Думаю, ей страшно. Я задаюсь вопросом, что именно ей известно.

– Это не так.

Она выпускает струю сизого дыма, уже совершенно овладев собой.

– И все это ради того, чтобы снять свой очередной фильм. Про нас.

Я качаю головой, не желая сдаваться:

– Она жива.

– Мы хорошие люди, понимаете? Она бросилась со скалы. Это печально, но именно так все и было. Она бросилась со скалы и умерла. И вы с вашими нелепыми обвинениями нам тут не нужны.

– Нет, – говорю я. – Над ней издевались. У меня есть видео. А вы, конечно, не подозревали об этом?

– И что же это за видео?

– С Дейзи. Она умоляет о пощаде. Она его мне послала.

Сигарета застывает посередине между губами Моники и пепельницей.

– Что здесь происходит? – спрашиваю я.

– Ничего. – Она опускает глаза. – Ничего, клянусь.

– Вы лжете. Я знаю, что вы к этому причастны.

Она вскидывается и ехидно смотрит на меня сощуренными глазами:

– Что?!

Я повторяю свои слова, но теперь она держит себя в руках. Она холодна и невозмутима, как изваяние. Как пробить ее броню?

– Моника, в том видео она плачет. Умоляет сохранить ей жизнь. Расскажите мне, что происходит. Что вы делаете с девочками?

Она снова подносит сигарету к губам. Рука у нее трясется, но она ничего не говорит.

– Можете сказать мне правду. – Я перехватываю ее взгляд. – Я все равно все знаю. У меня есть доказательства.

– Ничего вы не знаете.

– Я знаю, что происходит на конюшне.

Она замирает.

– Я знаю про наркотики. Про выпивку. – Я некоторое время колеблюсь. – И про вечеринки.

– Ни черта вы не знаете. Я не делаю девочкам ничего плохого, я им помогаю.

Кровь приливает к моим щекам. Я разражаюсь смехом. Не смогла удержаться.

– Помогаете им? Интересно как? Вы же знаете, что происходит на этих вечеринках!

– Нет, это не то, что вы думаете. Мальчики… Они отвозят их туда. И привозят обратно. Они приглядывают за ними.

– Вы сами-то в это верите?

Она выдерживает мой взгляд, но глаза у нее бегают, она похожа на испуганное животное в свете фар – как та овца на дороге за мгновение до того, как ее сбила машина.

– Это правда. Им нравятся вечеринки. Их никто не заставляет туда ходить.

– Они вам так говорят? Вы уверены, что у них вообще есть выбор?

Она молчит.

– Их там насилуют, Моника. Вы ведь это знаете?

– Им платят деньги.

– Деньги? За что?

– Они заводят мужчин. Фотографируются. Но дальше этого не идут. Если только…

– Если только?

– Не решат заняться сексом. Но это их собственный выбор! Я тут ни при чем…

Мое тело напрягается, и я чувствую, как меня с головой накрывает волна гнева.

– Вы в своем уме? Сколько им? Тринадцать? Четырнадцать?

– Но…

– Они дети! Это изнасилование, Моника, как бы вы ни пытались это выставить. Зои была беременна!

Она роняет голову, и я вижу свой шанс.

– Почему Сэди сбежала? Расскажите мне. Что она сделала?

– Нет.

Голос у нее дрожит, самую капельку.

– Расскажите, а не то, клянусь, я пойду в полицию, покажу им все видео, которые мне прислали, и…

– Прекратите!

Она с трудом сдерживается. Глаза у нее сверкают, она явно на грани.

– Она умерла!

– Что?

– Сэди умерла. Она умерла, ясно?

– Нет. Она жива.

Моника не обращает на меня внимания. Силы покинули ее, и она вздыхает. Это судорожный и протяжный вздох, от которого она словно бы даже становится меньше.