На краю бездны

Я смотрю в объектив, мысленно видя на месте равнодушного глаза камеры лицо Дейзи. Потом делаю глубокий вдох.

– Для моей лучшей подруги.

Пауза. Я не продумывала слова заранее. Я представляю, как это видео смотрят Моника, Беверли в пабе. Кэт. Гэвин и все остальные. Интересно, что они подумают?

– Я знаю, что именно ты послала мне открытку.

Лиз, перебираю я в уме. Она тоже может посмотреть. Софи, Кэт, Элли. Кто угодно. Нужно быть очень осторожной; нельзя дать им понять, что Дейзи вернулась. Я не хочу выдать ее, снова подвести. Такое чувство, будто я стою на карнизе на пятнадцатом этаже, один неверный шаг – и я сорвусь. Главное – ни в коем случае не смотреть вниз, иначе я оступлюсь и упаду. Или не смогу побороть искушение прыгнуть.

– Мне кажется, я знаю, зачем ты это сделала, и хочу, чтобы ты знала: я не думала причинить тебе зло. Я надеюсь тебе помочь.

Я наклоняюсь вперед, ближе к камере, и представляю, что она сейчас смотрит на меня – насмешливо, с вызовом поблескивая глазами. Смелее, говорит она. Если ты так уверена, что способна помочь мне, если ты воображаешь, что во всем разобралась, давай докажи.

На память приходит символ, который я нашла в трейлере рядом с ее постелью.

– Я видела Андромеду, – говорю я. – И помню, как ты сделала татуировку.

Моя ладонь непроизвольно тянется к плечу, я физически чувствую укол воображаемой иглы. Мы тогда пошли в салон вместе, собираясь сделать парные татуировки, но в итоге решилась только она. Я струсила, как будто с самого начала знала про несчастный случай, который позднее сделал нашу затею бессмысленной.

Я помню мастера, которая набивала ей тату; волосы у нее были кроваво-красного цвета, но с глянцевым отливом, каким отличаются спелые помидоры. На груди у нее пылало сердце, обвитое колючей проволокой.

– В тот раз я сдрейфила.

Знаю, она вспомнит, она поймет, что я обращаюсь к ней, и только к ней.

– Но на этот раз я не буду дрейфить. Обещаю.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох, затем устремляю взгляд прямо в камеру.

– Я помогу тебе. Если ты разрешишь.

Нажимаю «Стоп», потом загружаю видео на сайт и выкладываю его в общий доступ. Интересно, скоро она его увидит? Я знаю, что она их смотрит. И смотрела с самого начала.

Теперь остается только ждать. Как бы я ни устала, спать не хочу. Слишком пугает меня то, что может скрываться там, в глубине. Что может всплыть на поверхность, если пристально вглядываться.

Поэтому, вместо того чтобы уснуть, я заставляю себя двигаться. Я завариваю крепкий горький кофе, густой, как ил, и наливаю себе чашку за чашкой. Я выключаю лампочки в гостиной и сижу в озерце света от экрана моего ноутбука. В оконном стекле видно мое отражение, но ничего больше. К дому снаружи подступает темнота. Черное ничто; даже луну не найти, она прячется за облаками. Я знаю, что Дейзи там. Ты сбежала, говорит она, в то время как я вполне могла лежать в земле. Ты хотела, чтобы я гнила там.

Я делаю глоток кофе. Меня потряхивает. Наверное, это все кофеин. Экран ноутбука меркнет, переходя в спящий режим, и комната погружается в темноту. Глаза закрываются. Я клюю носом. Мгновение черноты, потом сквозь нее проступает ее лицо, и я с нечленораздельным возгласом вскидываюсь, сгоняя с себя сон.

Наливаю еще кофе и цежу его медленными глотками. Экран ноутбука снова светится во мраке.

Я посматриваю на часы, то погружаясь в забытье, то вновь выныривая. Но даже когда не сплю, я пребываю в состоянии оцепенения, зыбкой полудремы. Такое впечатление, что мое тело превратилось в марионетку, в манекен. Нитки перерезаны. Часы тикают и тикают без остановки. «Дождь» плавно перетекает в «бурю».

Около полуночи меня выдергивает из забытья короткое «пип»: на сайт загружено новое видео. Меня вдруг охватывает абсолютное спокойствие, я точно знаю, что там и от кого. Делаю глубокий вдох, набираю полные легкие воздуха, потом пробуждаю компьютер. Вот он, мой шанс спасти Дейзи. Мой шанс попросить у нее прощения за содеянное. Мой шанс вернуть ее дружбу.

Экран черен и пуст. Я запускаю воспроизведение. В кадре возникают низкие облака, далекая луна, то вплывающая в фокус, то выплывающая из него, потом изображение стабилизируется. На экране появляется Блафф-хаус.

Картинка дрожит, а в следующую секунду, низкий и грубый, нарочито искаженный, но пугающе знакомый, слышится женский голос:

– Я сейчас здесь. Приходи одна.

49

Переступая через порог Хоуп-коттеджа, я испытываю ощущение, что больше сюда не вернусь. По соседству у Моники горит свет, в окне второго этажа мелькает чья-то тень, а изнутри доносятся голоса. Даже не остановившись, чтобы подумать, я стучусь и жду.

Дверь открывает Моника:

– Алекс!

Вид у нее удивленный. Выгляжу я ужасно, это точно. Ненакрашенная, на голове черт знает что, всю ночь не спавшая. Я не знаю, что сказать. Думала, наброшусь на нее, как только увижу, но теперь понимаю, что не могу ее ненавидеть. Она кажется такой жалкой. Такой слабой.

– Можно войти?

Она смотрит на меня ничего не выражающим взглядом:

– Сейчас не самый подходящий момент.