На краю Дикого Поля

— Ответите, что вам её доставляют уже в сушеном и измельчённом виде, а по виду и запаху трава как трава. Про расспросчиков немедленно докладывать начальнику караула, Кириллу, он доведёт сведения кому надо. Вопросы есть? Если нет, всем немедленно отправляться по домам и отдыхать. Сегодня для вас объявляется выходной. Да, премию вручу завтра, в заводоуправлении, чтобы с утра были как штык! Свободны!

Химики нестройной толпой повалили из кабинета, на ходу обсуждая, что будут делать с огромной премией.

— Пойдём-ка Евгений Петрович, покажу тебе что наши светлые головы удумали.

Мы вернулись в комнату, где химики испытывали капсюли. Комната была оборудована в противопожарном отношении по высшему разряду: единственная деревянная деталь в комнате, это дверь, да и та с внутренней стороны обита железными листами. Стол чугунный, пол и стены кирпичные. Вентиляция работает отлично: никаких запахов не осталось, всё вытянуло.

Я вынул из крепления трубку, ствол от рейтарской пистоли, и начал снаряжать для выстрела: всунул свинцовую пулю, засыпал пороху, вставил капсюль и зажал ствол в тисках. Евгений Петрович с интересом следил за моими манипуляциями. В последнюю очередь я вставил боёк и предложил особисту:

— Ну-ка, тюкни вот сюда киянкой.

Тук. Бабах! Пуля вылетела из ствола и расплющилась об стену.

— А теперь делаю фокус-покус — объявил я.

Вырвал из блокнота листок, свернул его трубкой, вставил туда пулю, с сзади пристроил последний из снаряженных капсюлей. Не вынимая ствол из тисков, вставил в него получившийся патрон, приладил боёк и опять скомандовал:

— Огонь!

Снова бабахнуло, снова пуля расплющилась об стену.

— Ну как, Евгений Петрович?

— Так это… Я так понимаю, — несколько растерянно высказался особист — появилось совсем новое оружие?

— Совершенно верно. Больше тебе скажу, Евгений Петрович, наш уважаемый Иван Васильевич работает над рецептурой бездымного пороха, который вдвое мощнее обычного, чёрного.

— Что я могу сказать… С нынешнего дня все семеро сумасшедших будут под усиленной охраной.

— Только организуй так, чтобы со стороны это не было видно.

— Само собой.

— И ещё: когда будешь доклад руководству отправлять, в бумаге должны быть упомянуты разрыв-трава и гром-камень. Правду доложишь лично и устно.

— Ты не веришь главе Разрядного приказа? — вскинулся особист.

— Я думаю, что гораздо дешевле можно купить какого-нибудь дьячка, который скопирует твоё письмо. Ты за всех можешь поручиться?

— Поручиться могу далеко не за всех. — признал особист.

— Тут ещё такое дело, Евгений Петрович, с капсюлями оружие становится очень скорострельным, и куда как точным. Отсюда следует, что секрет надо стеречь для того, чтобы это оружие по нашим воям не стало стрелять. Понятно, что рано или поздно тайное станет явным, но хотя бы лет десяток выиграть, то всё равно много людей сбережём. Так что когда будешь говорить с Иваном Григорьевичем, передай ему, что я просил сей секрет сообщить только великому государю и только с глазу на глаз, а больше ни одной душе.

— Объясни-ка мне почему оружие становится точным?

— А вот смотри. — я беру из тисков ствол — Представь, что это обычная фитильная аркебуза, или как японские люди называют, танегасима. — мне припомнилось слово из кроссвордов — Представь, что она уже заряжена. Как из неё стреляют? Вот так — я отстранился от воображаемого ружья, зажмурив глаза.

— Верно. Из замка летит столько искр, что того гляди, глаз выжжет.

— А из этого ружья искры лететь не будут, поскольку с казённой части всё закрыто. К тому же, сам выстрел будет сильнее, поскольку пороховые газы назад не прорываются, и вся их сила идёт на метание пули.

— Получается, — Евгений Петрович уловил мысль, и она ему понравилась — что заряд нужно делать меньше?

— Точно. К тому же и капсюль дает своей силы, хоть и немного.

— А то что ты показал завертку пули с порохом, значит их можно готовить заранее?

— Эта завертка называется патроном. Да, можно. А ещё можно стрелять под дождём.

— Помилуй меня господи — перекрестился особист.

— И я о том же, Евгений Петрович. Смотри, это секрет государев, державный. А тебе его надо крепко хранить ещё потому, что будем мы ладить оружие и боеприпасы на продажу. И драть за них немилосердные деньги — рублей по двадцать золотом за пистоль или ружьё. И каждый патрон, не знаю, но не дешевле чем по полтиннику за штуку. У тебя будет половина процента от продаж.

— Процент это сколько? — сделал стойку особист.

— Это сотая доля. То есть, с каждой пистоли тебе будет капать по десять копеек, а выделывать мы их станем сотнями в месяц.

— Никак покупаешь меня, Александр Евгеньевич? — насторожился особист.

— А ты как думаешь? Но на самом деле я мыслю о том, что тебе надо создать сеть слухачей о доглядчиков, а ещё о том, что у тебя должен быть личный интерес в сохранении наших тайн. А они будут множиться.