На краю географии

— Что, земляк, сказал он, — вдаль смотришь? Зеленого прокурора ждешь?

Зеленый прокурор — это весна, время, когда некоторые решаются на побег. Они говорят, что их освобождает зеленый прокурор.

— Тебе-то нечего горевать, — сказал он, — три года — это совсем смех. И не срок вовсе, так, посмотреть, как в лагере живут.

— Для каждого свой срок велик, — ответил я известной лагерной истиной.

— Это верно, — согласился Степка. — А я вот, почитай что не был на свободе. Только, когда был в бегах. Самое большее год был в бегах — так все время на колесах, все время погоня без перерыва, а уж как увидел, что крышка, — вот была задача, чтоб арестовали где-нибудь в городе или на вокзале. А то ведь нашего брата, если ловят где вдали от людей, сразу стреляют. И потом пишут: при попытке к бегству.

Да, я слышал, как это бывает. В ивдельских лагерях за бежавшими охотились на вертолетах, расстреливали и труп бросали возле лагерных ворот на денек — в назидание другим. В Краслаге этого не делали, но уж в живых, конечно, редко оставляли.

— А что видел? — продолжал Степка. — Ничего. Я, знаешь, до сих пор телевизора не видел.

— Как так? — удивился я.

— А так, — сказал Степка. — Где его увидишь? В тюрьме? В лагере?

Степка ушел. По дороге в барак я столкнулся с Мишей.

— Ты со Степкой не очень-то разговаривай, — тихо сказал Миша. — Он сейчас в опале.

Миша рассказал, что Степка в первые дни, как пришел, начал терроризировать весь лагерь, и все шло у него хорошо, как и должно быть у такого матерого бандита, пока он не натолкнулся на Варяга. Варяг обыграл его в карты; Степка попросил отложить на день оплату, так как денег у него по случаю не оказалось. Варяг на глазах у всех стал избивать его. Зэки пришли в ужас: при подобных драках неизбежна резня в лагерном масштабе. Сбегаются банды того и другого, вспоминают старые обиды, и тут уж в стороне никто остаться не может, ибо, врываясь в барак, вырезают всех подряд — на всякий случай, чтобы быть спокойным. Но уж Степка был не тот, что в молодые годы, да к тому же Варяг был ему не по зубам. Степка побежал искать защиту у администрации — поступок, самый постыдный, который может совершить уважающий себя зэк. По его жалобе и забрали снова Варяга там, в жестянке.

— Степка все время уговаривает хозяина отправить его на другую зону, — сказал Миша. — Ведь он знает, что Варяг выйдет через полгода из БУРа. Представляешь, пробыл Варяг в БУРе полгода, пару неделек походил и снова БУР на полгода. Выйдет — причешет Степку. Впрочем, ну их всех к дьяволу, пойдем, я тебе кое-что покажу.

У Миши в секции дым стоял коромыслом: в углу веселилась блатная компания. Зэки пили чифир и курили махорку.

— У меня тут тетрадка есть, — сказал Миша, — я в нее выписывал из книг, что понравится. Погоди, я сейчас найду.

Он стал рыться в тумбочке. В углу кто-то идиотски бодрым голосом веселил компанию своими похождениями на воле.

— Ну, сказал я ей, что я хирург…

— Ха-ха-ха! — раскатилась компания.

— Хирург!.. — в восторге орал какой-то старый зэк, раззевая беззубый рот. — С ножом под мостом операции делаем. Хиру-у-ург, ха-ха-ха!

— Ну законно, — продолжал зэк. — Завел я ее в нашу малину, в сарай. А там жиган сидел со своей биксой. Ну, он сразу дверь на лом закрыл. Девка, конечно, испугалась. Я ей говорю: ложись, стерва. Легла. Я на нее. А она не подмахивает. Я слезаю, беру молоток и трах ей по зубам. Выбил зубы. А жиган орет: порви ей все, суке, чтоб знала. Ну, закрыла она рот платком. Я залез на нее, а она ревет, да подмахивает. Фашист, говорит. Ты — фашист.

— У-у-у, — раскатилась братва от смеха. — Фа-а-а-ашист, ха-ха-ха! А ты ее в это время… ха-ха-ха, фаши-и-и-ст!

— Вот послушай стих, — сказал Миша, который уже давно не обращал внимания на лагерный треп —

В голосах нескошенного луга
Слышу я знакомый сердцу зов.
Ты зовешь меня, моя подруга,
Погрустить у сонных берегов.