На краю географии

— Ха, нашелся Сивый, — заговорили в толпе. — Вчера ему нужно было освободиться, а он запрятался куда-то. Всю жизнь в тюрьме просидел, теперь на свободу боится выходить.

— Не может быть, — сказал Коля. — Как это так?

— А так. Ни дома, ни родных. Ничего не знает, как жить, где деньги зарабатывать, как прожить. Хоть подыхай ему на свободе. А здесь он точно пайку свою получит, и койка есть.

— Что глазеете, — прикрикнул на толпу надзиратель. — Уж время съема. Всем на вахту.

Мы подошли к месту, где проводили шмон. Неподалеку были ворота лагеря и проходная, над которой висел огромный портрет паренька с челкой, которую разрешают отращивать перед освобождением. Паренек смотрел открыто, честно, держа на вытянутой руке паспорт. Под картиной крупными буквами было написано: «На свободу — с чистой совестью!»

Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Это был Иося, «авантюрист двух столиц», как называло его начальство, так как он проводил свою бурную деятельность в Баку и в Москве. Иося улыбался загадочно, лениво. Под зэковским бушлатом виднелся дорогой шерстяной свитер. Иося снял кожаную варежку, подбитую хорошим мехом, и достал пачку «Малборо».

— Закури, — предложил он. — Эти сигареты и на свободе-то достать трудно.

Увидев, что я не могу оторвать взгляда от плаката над проходной, он хлопнул меня по плечу:

— Не думай ты ни о чем, — сказал он. — Пройдут и эти дни. Выйдешь ты за ворота, вздохнешь полной грудью, выплюнешь всю эту мерзость и забудешь навсегда.

Через три месяца после лагеря я уезжал из России. Долгие годы понадобились, чтобы подойти к трапу самолета, вылетавшего из Шереметьевского аэропорта в Вену. Я был последним пассажиром, поднимавшимся на посадку, — на проверке меня задержали дольше всех. Но пройден и этот последний пост. Я задержался на верхней ступеньке трапа. Последний раз оглядел гигантское поле Шереметьевского аэропорта, деревья вдалеке, ряды самолетов. Нет, нельзя уезжать из России только с ненавистью в сердце. Не только печалью красила она ленту коротких дней нашей жизни, но и весельем, и смехом, и дружбой искренней и бескорыстной. Я поднял руку в знак прощания. Пограничник, стоявший у трапа, поднял руку в ответ.

Январь 1978 г.