Читаем На краю государевой земли полностью

Вот в ту пору-то, полтора десятка лет назад под Смоленском, князь Петр снова столкнулся вот с этим Яшкой Тухачевским. С ним-то он и сидит сейчас тут, в крохотной избенке, да к тому же у черта на куличках, и пьет горькую… Заметный он, этот боярский сын, хотя и не велик родом. А куда он тогда из-под Смоленска делся, князь Петр не знал, до сей поры не знает, и не хочет знать об этом. Скука залегла у него в сердце. Оживляется еще, когда вот дернет ее, горькой-то… Но что-то там, под Смоленском, этот боярский сын натворил со своим напарником, Михалкой Новосильцевым. Да так, что в осажденную крепость поляки провели подводы с хлебом для своего гарнизона. И крепость выстояла. А ведь еще бы немного и она пала бы… Говорят, напились они здорово, не в том месте острог поставили, и у них побили многих людей, а сами они бежали оттуда… Что там было дальше, князь Петр не знает. Государевым указом ему велено было отправляться воеводой в Вязьму: сменить там Гаврилу Пушкина. Сменил он его, а вторым воеводой к нему приписали Михалку Белосельского… Не прошло и года, как там появилась новая напасть. Теперь на Московию двинулся походом королевич Владислав. За шапкой Мономаха пошел, которую у него, якобы, отняли Романовы.

Черкасский и Бутурлин сразу, когда узнали о походе королевича, ушли из-под Смоленска, где их полки сидели в острожках в великой нужде и, голодая, ели кобылятину… Королевич взял Дорогобуж, и казаки и посадские стали переходить на его сторону. И князь Петр, опасаясь, что это докатится и до него, бежал из Вязьмы вместе с Белосельским в Москву. На дворе уже был ноябрь. Королевич занял Вязьму и зазимовал там с гетманом Ходкевичем, командовавшим его войском… Перезимовали они, а в начале лета выступили из Вязьмы и вскоре осадили Можайск. Взять же его с ходу королевичу не удалось. Осада затянулась. И чтобы помочь Можайску Пожарский перешел со своим полком из Калуги в Боровск, оттянув так на себя часть сил войска королевича. Борис Лыков воспользовался этим, в начале августа вывел из Можайска часть его гарнизона и отвел его в Москву. И к концу лета Москва оказалась набита ратниками, и не только из Можайска, но и из иных городов, занятых королевичем… Голодные, обозленные, без окладов, которые не могла им выплатить пустая государева казна, они устроили в городе смуту. А заводчиком ее оказался вот этот боярский сын, Яшка Тухачевский с Богдашкой Тургеневым. Там-то, в Москве, князь Петр опять столкнулся с ним и снова потерял его из вида. К тому времени ему было не до того. За то, что он бросил Вязьму, его сослали в Сибирь, в Туринский острог, а Белосельского еще дальше — на Тюмень… Через год из польского плена вернулся в Москву Филарет Романов, отец царя. И по случаю этой царской радости многих государевых непослушников помиловали, тоже, конечно, к их радости. Вернулся домой, в Москву, и князь Петр… Прошло немного более десяти лет, князя Петра послали на воеводство сюда, в Томск… И тут как тут снова этот боярский сын…

«Вон какими кренделями жизнь-то ходит!»…

Князь Петр обнял за плечи Тухачевского и громко забубнил ему на ухо:

— У Абака много людей, очень много. Аблайгирим привел еще черных калмыков… И надо побить Тарлавку на Чингизке-реке. Пока он сидит там один. Врозне-то бить легче! Понятно?..

— Да, понятно! — согласился Тухачевский с ним.

— Ты как: сотником ходил, аль головой? — опять спросил Пущин его.

— Сотником. У гетмана Жолкевского в войске. Еще 20 лет назад, — ответил Яков, внимательно глянул на него и понял, что это не произвело должного впечатления на старого сотника. — Ты слышал про такого?

Пущин поджал губы: мол, ему это ничего не говорит.

— Это коронный польский гетман, — стал объяснять Тухачевский, видя, что все в избушке стали прислушиваться. — Он разбил полки Дмитрия Шуйского, под Клушино, и ввел в Москву польское войско… Потом, через три года, я ходил полковым головой под Смоленск.

Заметив, как тряхнул лысеющей головой и подтянулся старый сотник при его последних словах, он продолжил дальше.

— В войске князя Дмитрия Черкасского… И тот послал меня на рубеж: острог ставить. Перекрыть путь литовским людям, что подвозили хлеб в крепость, своему гарнизону: голодно там было… Послал с Михаилом Новосильцевым.

— С Новосильцевым! — вырвалось у Пущина. — Он воеводил тут, с Волынским еще! Ишь, мир-то как тесен! Хм! — загорелся он глазами, озираясь кругом, помолодел лицом.

— Да, он рассказывал, — посмотрел Яков на Пронского и понял по его глазам, что он все знает про тот случай под Смоленском. Тогда под Смоленском Яков не задумывался о том, что произошло по его вине и Михаила Новосильцева. Его угнетало иное: там, на литовском рубеже, в тот ненастный день побили много его ратников, его товарищей. И он выл, пьяно матерился, глядя на горой наваленные трупы…

— Ты, Яков, поход веди скорым делом, — заговорил Пронский; ему, как воеводе, тоже надо было что-нибудь сказать в напутствие Тухачевскому. — Не то не управишься там со казаками. Вольничают тут здорово! Вот когда им дышать будет нечем — тогда дерутся зло.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза