На краю небытия. Философические повести и эссе

Да, вспомнил я, ведь Лидка – это его последняя жена, которую он тут же оставил, как только я выбил для отца однокомнатную квартиру, и Эрик к отцу переселился, чтоб на свободе пить и гулять.

Тонька выкрикнула:

«А ты бы не женился на партийной проститутке! Она тебя от жены и сына увела, хорошую квартиру обещала, а сама только по партийным постелям шастала да и тебя только в постели использовала».

Бывшая подруга Эрнеста Яковлевича, выпивая рюмку, усмехнулась:

«Вот так и лаются все время. А я племянницу замуж выдала».

Эрик с хамской ухмылкой: «Сдача п…. в эксплуатацию, как мы, инженеры, говорим. Муж раскупорит, потом и мы попользуемся! Ха-ха!»

Подруга хлопнула его по губам: «Вот поганый язык. Так бы и отрезала!»

Эрик в ответ ухмыляется длинной усмешкой: «А забыла, как мы вместе на каток ходили и я тебя щупал, а сколько раз ты со мной спала, пока после смерти матери к отцу в койку не залезла».

Бывшая подруга Эрнеста, нервно: «Замолчи ты, козел!»

Эрик: «Что было, то было! Да я и с молодой доцентом-бабой, в институте преподавала, трахался, не чета вам. Чистая была такая. Галиной звали, даже кандидат наук. Своему профессору не давала, а мне – пожалуйста. И вроде мужик ничего, издаля его видел. Я думаю, бабам, что погрязнее, хочется. Да ты, Владимир, нормальный, не чистый и не грязный, нормальный, тебя многие хотят. Вон все наши шалавы, только мигни им…»

Мне стало тоскливо.

«А хочешь, и тебе даст, я ее заинтересовал, что есть богатый профессор с трехкомнатной квартирой, а с женой почти в разводе. Договоримся – зайдет. Хочет свою ракушку, все бабы слизистые, как улитки, поэтому и раковины ищут. Как скажешь!»

Тонька тем временем читала молодой шалаве мораль:

«Ты что же за моего мужика ухватилась? У него жена есть, о себе уж умолчу».

«Ну и молчи, что ему со старой дыркой возиться?»

«А ты сколько хренов наменяла?»

«Сколько-нисколько! Все мои!»

«Хрен на хрен менять – только время терять».

Это был ужас! Их много, это большинство!

Воистину прямо по Босху, подумал я: «Сад земных наслаждений». Жить не хочется!

Кларина твердо взяла меня за руку и повела к двери. Мы почти бежали.

Эрика через полгода убили в пьяной драке.

Говорили, что убил мужик из мебельного, вроде бы Витек. Убийца тут же, как говорили, уехал в Калугу к своему дядьке, тамошнему пахану.

* * *

Я лежал в гробу, но при этом понимал, что я не мертвый, хотя и не живой. Никакого света и никакого покоя, похоже, я не заслужил. Во всяком случае никто туда (в свет или покой) меня не влек и даже не звал. Я переживал тот смертный сон, которого боялся Гамлет, и странные, страшные, безобразные сновидения копошились в моем мозгу. Я почему-то пошел на похороны Эрика. Выпил, тяжело было на душе. Жизнь казалась диким сном. Потом, пошатываясь, двинулся домой. Это я помнил. Недавние дождевые лужи, прыгающие по ним лягушки, и жабы, и еще какие-то чудища.

Иероним Босх. Сад земных наслаждений

Испугавшись, я отпрянул, затем падение, удар головой о рельс, двухчасовое лежание на асфальте под дождем (кто-то все же отодвинул мою голову в сторону от рельса), потом приезд неотложки, грубые руки, заталкивавшие меня в салон санитарной машины, лежание в голом виде на столе в реанимации, врачи, что-то совавшие в мою рану на голове, переставший показывать работу сердца монитор, потому что прекратилась эта самая работа.

Это я помнил и понимал, что тогда-то и наступил этот странный конец моего активного существования на Земле. Впереди, я это знал, меня ждала бесконечность времени, и это было страшно представить. Страшно было и то, что я отчетливо сознавал, как такие же безобразные сновидения будут преследовать меня бесконечно. Ужас перед этой бесконечностью сковывал все возможные движения мысли. И ведь самое пугающее было то, что эти сновидения как бы цепляли факты моей реальной жизни, но так дополняли и переиначивали их, что я сам впадал в шок. Возможно, то, что мелькало в моей голове как возможность, сон превращал в реальность, фантастическую, но реальность. Мыслимо ли заниматься сексом в милицейской КПЗ? Но шальная мысль об этом, скорее всего, тогда, в жизни, пока я был жив, проскочила в голове, а посмертный сон подал этот секс как то, что было в реальности. Сны менялись, поражая своей правдоподобностью, своим диким реализмом, даже натурализмом. И я не мог остановить их. А впереди были столетия этого бреда, а то и тысячелетия, а то и биллионы лет. Если, конечно, правда, что существует другое или другие измерения, где существуют разные сознания и души, и даже такое неполноценное сознание, как у меня.