На краю пропасти. Экзистенциальный риск и будущее человечества

Итак, 16 млрд световых лет представляются максимальным расстоянием, на которое может продвинуться человечество, а 150 млрд лет – максимальным временем, выделенным на это. Я не знаю, станут ли межгалактические путешествия реальностью. Их можно осуществлять по тому же принципу, что и межзвездные полеты: продвигаться все дальше и дальше, от одной галактики к другой, но расстояния в этом случае в миллион раз больше, и это сопряжено с особыми трудностями^[614]. И все же пока мы не знаем никаких фундаментальных физических препятствий, которые не позволили бы цивилизации, уже изучившей собственную галактику, сделать следующий шаг. (См. Приложение G, где подробнее говорится о том, каких масштабов может достичь цивилизация.)

Всего существует 20 млрд галактик, до которых теоретически могли бы добраться наши потомки. Семь восьмых из них находятся более чем на полпути к границе влияемой Вселенной – так далеко, что если мы долетим до них, то уже никогда не сможем отправить сигнал на Землю. Следовательно, расселившись в этих далеких галактиках, мы сформируем последнюю диаспору, а каждая группа галактик станет отдельным царством, которое вскоре окажется изолированным от остальных. Эта изоляция не подразумевает одиночества – в каждую группу войдут сотни миллиардов звезд, – но может принести свободу. Отдельные колонии могут быть частью общего проекта и подчиняться одной конституции, а могут оставаться независимыми и самостоятельно выбирать свой путь.

Поскольку каждый год из сферы нашего влияния пропадают целые галактики, можно подумать, что промедление недопустимо – человечеству нужно как можно скорее разработать технологии для межгалактических полетов. Но относительная скорость ежегодных потерь довольно мала – примерно одна часть на пять миллиардов, – а важно именно относительное снижение нашего потенциала^[615].

В текущем контексте особенно ценны благоразумие и мудрость, поэтому осторожность сегодня важнее спешки. Если бы в стремлении разработать эти технологии на столетие раньше мы снизили собственные шансы на выживание даже на одну часть из 50 миллионов, это оказалось бы нецелесообразно. И еще много лет дополнительное столетие, в которое мы сможем поразмыслить о том, что делать с нашим будущим, прежде чем принять окончательное решение, вероятно самое важное в истории человечества, будет обладать большей ценностью, чем расширение пределов достижимой Вселенной всего на одну часть из 50 миллионов. Следовательно, лучше всего делать ставку на вдумчивость и предусмотрительность, соразмеряя степень своей осторожности с медленным ходом часов космологического расширения^[616].

Это кажется нереальным. Как правило, в повседневных размышлениях и даже при более глубоком анализе наших перспектив и нашего потенциала мы, оглядываясь вокруг, видим лишь Землю. Мы редко поднимаем глаза к небесам и звездам, мерцающим в ночи. Если нас спросить с пристрастием, мы признаем, что планеты, звезды и галактики реальны, но мы редко ощущаем это и не рассматриваем их как важный элемент нашего будущего потенциала.

Со всей серьезностью к звездам подходил Фрэнк Рамсей, блестящий экономист и философ, карьера которого оборвалась, когда он умер в возрасте всего 26 лет в 1930 году. Он придерживался стратегии героического неповиновения:

Я вовсе не чувствую себя ничтожным на фоне безграничности небес. Может, звезды и велики, но они не умеют ни думать, ни любить, а эти качества производят на меня гораздо большее впечатление, чем размеры. Я не ставлю себе в заслугу, что вешу почти семнадцать стоунов. Я рисую свою картину мира в перспективе, а не в масштабе. На первом плане стоят люди, а все звезды на ней не больше трехпенсовых монет^[617].

В этом есть доля правды. Особенными, выдающимися и достойными защиты нас делает нечто трудноуловимое: материя, из которой мы состоим, так аккуратно скомпонована, что у нас есть способность думать, любить, творить и мечтать.

Прямо сейчас нам кажется, что остальная Вселенная лишена таких качеств. Рамсей, возможно, прав, что по ценности звезды сравнимы с трехпенсовыми монетами. Но если мы отправимся дальше и оживим бесчисленные миры, наполнив их любовью и мыслью, то даже по критериям Рамсея космос станет полноценным и достойным восхищения. Поскольку одни мы, похоже, в состоянии сделать Вселенную полноценной в этом смысле, мы можем обладать огромной инструментальной ценностью, что помещает нас в центр такого представления о космосе. В этом отношении наш потенциал взаимосвязан с потенциалом, заключенным в самих масштабах нашей Вселенной.

Качество

Мы увидели, что будущее – это огромный холст, который простирается далеко во времени и пространстве. От того, что мы напишем на нем, зависит, насколько он будет красив. Триллионы лет и миллиарды галактик мало чего стоят, если не превратить их в нечто ценное. Но и здесь у нас есть повод для огромного оптимизма. Дело в том, что потенциальное качество нашего будущего также невообразимо высоко.