На краю сознания

Пострадавшему? Что он говорит! Я чувствую прекрасно, я сейчас горы готов свернуть в четырех измерениях! Кто здесь пострадавший?

— Со мной все в порядке! — сказал я.

— Нет, это не так, просто ты не понимаешь своей проблемы. Ты сейчас испытываешь ощущение безграничности твоего воображения, но тебе придется сделать усилие и ограничить его. Разум должен контролировать фантазию, а не наоборот. Бесконтрольная фантазия приводит к безумию.

Я вспомнил Хитрого Фила. В словах незнакомца была доля правды. Находясь в постоянном полете бескрайнего воображения, было легко растерять остатки рационального мышления.

— Ты можешь показаться мне? — спросил я.

— Показаться? Придумать для тебя какой-то образ, чтобы ты мог видеть меня, потому что для тебя привычно видеть глазами своего собеседника, понимать, где он находится относительно тебя, куда смотрит, какое выражение у его лица? Нет, я не вижу в этом смысла. Это просто следование привычке, которая здесь ни к чему. Если для тебя это все еще важно, ты можешь сам придумать для меня удобный тебе образ.

— Но где ты? И как ты разговариваешь со мной? Мне кажется, словно ты у меня в голове!

— Так и есть. Всё, что ты воспринимаешь в этом мире, находится в твоей голове. Твой мозг используется нейронетом, как носитель данных обо всем, что происходит вокруг. Само это «вокруг» — это только твои мысли. Я просто добавляю к ним свои, и ты словно слышишь меня.

— Как ты это делаешь?

— Так же, как ты проникаешь через четвертое измерение. Я не смогу тебя этому научить, но со временем, думаю, ты сам всему научишься.

Времени у меня было немного. И тратить его на изучение возможностей нейронета я не мог. Все, что не вело меня к цели, не стоило моего внимания, а целью был кейс администратора. Неужели обладатель такого могущества до сих пор никак не проявил себя, не оставил следов, по которым я могу найти его?

— И как мне тебя называть? — спросил я.

— Другие путешественники называют меня Голос, — ответил он.

— Очень приятно. А я — Николас Вильфрид.

Что ж, теперь я — четырехмерное существо с Голосом в голове. Даже звучит как-то безумно. Осталось только добавить в нашу компанию преследовавший меня дух Даниэля Аллена, а потом для полного комплекта встретить Хитрого Фила, чтобы окончательно сойти с ума. Где-то там, в реальности, Джонатан уже, скорее всего, вызвал рободоктора к моему умирающему телу, а здесь меня ждет поиск кейса, который теперь осложнен наличием невидимого наблюдателя, разговаривающего в моей голове. Но возможно, я извлеку из его присутствия пользу. По крайней мере, я попытаюсь.

— Ты ведь хорошо знаешь Улей? — спросил я.

— Никто не способен познать весь Улей целиком, — ответил Голос. — К тому же, Улей постоянно меняется, повинуясь воле воображения своих создателей, здесь не получится составить какую-то карту мира в привычном для тебя смысле. Но я неплохо могу здесь ориентироваться.

— Составишь мне компанию? Я не хотел бы здесь заблудиться. Да и тратить время на загадки вроде той, что я решил недавно, тоже не хочется, если у тебя есть готовое решение.

— Хорошо, Николас. Составлю. И отвечу на твои вопросы.

Вопросов у меня было много.

Мы отправились через Улей Разнообразия вместе с Голосом. Истинной целью моего путешествия был Хитрый Фил, я убеждался в том, что часть его расслоенного сознания, принадлежащая нейронету, может обитать только в этом скоплении субреальностей. Улей был территорией, которую населяли либо обладатели гениального воображения, либо сумасшедшие, другим пользователям здесь просто нечего было делать. Оставалось только догадываться, какой мир могла породить безумная фантазия Фила, вооруженная кейсом администратора. Его деятельность должна была наверняка оставить след здесь, и я пытался найти этот след, попутно выясняя у Голоса все новые и новые подробности устройства Улья.

Переход между субреальностями здесь был заметным и чувствительным, в отличие от более привычных островов Архипелага Наслаждений и дорог Ложной Земли, где путешественник мог даже не заметить, что ушел из одной субреальности в другую. В Улье границы субреальностей были подобны крепким стенам, которые не так уж и просто было преодолеть, и стена падающей вверх воды на границе Улья была еще не самым сложным препятствием. Большинство творцов местных субреальностей были замкнутыми индивидуалистами, и часто сами воздвигали эти неприступные стены, чтобы не допустить влияния извне на их собственный мир. К путешественникам они относились по-разному, Голос сразу обозначил некоторые районы Улья, в которые лучше не стоило заходить вообще.

— В основном же жители Улья любят гостей. Путешественник для них — это как зритель для художника. Если зритель не пытается взять в руки кисть и внести в их работу свои штрихи, а почтительно разглядывает картину на расстоянии, они будут рады его вниманию. Они творят для того, чтобы зрители восхитились их фантазией, сказали: «о, да! Это шедевр!».

— То есть таким, как я, лучше ходить по их субреальностям и громко восхищаться? — спросил я.