На краю света

Мэри набрала номер своего мобильного на приборной панели, чтобы перевести звонок. Она не отрывала от панели глаз, стараясь вести себя как можно более естественно; если Кит или Олив заметят, они прервут звонок. Она знала, что нарушает все существующие в «НайтЛайне» правила, но она не могла снова его потерять. В этой горячечной спешке ей было совершенно не до того, что подумают окружающие.

Включая Элис, которая в этот самый момент смотрела на нее во все глаза, поглощенная разворачивающимся перед ней событием настолько, что даже забыла делать заметки в лежащем перед ней репортерском блокноте.

В трубке перебором запищали гудки, азбука Морзе, связывающая ее с Джимом. Но не прошло и тридцати секунд, как они прервались так же резко, как и появились.

– Алло? Алло? Ты здесь?

Но на линии раздавался только свистящий шум, жужжание на высоких тонах, бьющее ей прямо в ухо. Мэри взглянула на панель.

Звонок окончен.

– 13 –

Мама была у дверей, когда Мэри не успела еще пройти даже половину дорожки, ведущей к дому. В темноте ее силуэт четко выделялся в светящемся дверном проеме. Мэри вдохнула густой, почти карамельный аромат жаркого; услышала вдалеке звук скачек, перекрываемый проклятиями Да.

– Вот она! Мы по тебе соскучились!

– Да ведь и недели не прошло, мам.

– Знаю, знаю. Ну, расскажи нам про свои каникулы в Портраше. Давай, заходи скорее, чай уже почти готов.

Мэри только что высадила Джима в аэропорту, на его обратный рейс в Лондон, но его отсутствие уже камнем давило ей на грудь. Впрочем, этого никто не заметил, да и вообще, кроме мамы, никого особо не интересовало, как она провела время вне дома. Гэвин и Конор, как всегда, препирались, предлагая различные версии того, что вчера случилось в Браун Дерби – какая-то очередная байка про Джейми из соседнего дома, как он кому-то врезал между глаз, и им пришлось вступиться. Все это, и перебранки, и шутки, и как минимум два стакана, которые Гэвин сшиб, размахивая руками во время рассказа, было привычным и уютным, но все равно тревога продолжала лежать свинцовым комом где-то у Мэри в желудке. Она даже представить не могла, как мама воспримет известие об ее отъезде.

– Ну, дома не так уж и плохо, да? – спросила мама, смахивая крошки со стола.

Мэри изучала дно сковороды, пытаясь определить, какие пятна стоит попробовать оттереть, а какие останутся навсегда. В соседней комнате Да закашлял так, что мог разбудить бы и мертвого. Она не ответила, и тогда мама подошла и положила руку ей на спину. Рука была холодной и слегка влажной – Мэри чувствовала это сквозь тонкую ткань блузки.

– Что с тобой?

– Я уезжаю.

Мэри заставила себя повернуться. Одно дело – заявить, что ты бросаешь свою семью, и совсем другое – сделать это лицом к лицу.

– Отсюда, и вообще из Белфаста. Джеймс попросил меня переехать к нему.

Мэри увидела, как широко раскрылись мамины глаза. Волоски на самых кончиках ее бровей начали седеть, и было заметно, что мама не добиралась туда карандашом для бровей.

– Мэри! Но это же чудесно! – сумела вымолвить она.

– Прости меня, мам.

– За что?

– Что я вас бросаю.

Она не знала, как мама справится без нее. Мальчишки… Вот именно что мальчишки. Они все еще пытались бороться с Да за пульт от телевизора, даже если он только что вернулся с сеанса химиотерапии.

– Как только я найду там работу, я буду присылать свою обычную долю, – Мэри уже паниковала, что же будет с работой и деньгами. Джим сказал, что сможет содержать ее несколько недель, но ей было неприятно рассчитывать на это, и потом, так же не может продолжаться вечно. – И я буду приезжать так часто, как только смогу, и если…

Мэри не смогла заставить себя выговорить слово необходимость, потому что это значило бы признать реальность, которую они все старались избегать: Да не становилось лучше. Она ненавидела себя за то, что бросает его в таком состоянии, но если она не уедет сейчас, то когда?

– Это всего час на самолете. Два – от двери до двери.

Мама промолчала, но Мэри видела, что это оттого, что она пытается проглотить стоящий в горле комок.

Мама протянула руку и обхватила Мэри за плечи, прижимая к себе.

– В добрый час. Ты же знаешь, я так счастлива за тебя.

Мэри сморгнула слезы.

– Про деньги, я это серьезно.

– Я не буду брать у тебя денег. Ты и так сделала для нас более чем достаточно, и это твой шанс быть счастливой. Просто для меня это ужасно неожиданно – но так часто случается.

Мэри знала Джима всего два месяца, они встречались четыре раза. Мама, должно быть, переживала, что все это произошло слишком быстро, и что Мэри могла на это сказать? Она и сама думала то же самое и не поверила бы в это, если бы не сила их взаимного притяжения.

– Ты не считаешь, что мы слишком торопимся? – Мэри и сама это знала, но ей нужно было мамино одобрение – как и всем; и не важно, семь тебе лет или двадцать семь.