Часть Элис хотела оказаться правой – это подтвердило бы ее догадки и положило бы конец мучениям Мэри в «НайтЛайне». Но другая, большая часть хотела бы ошибиться. Потому что, если интуиция не подведет, что тогда? Элис сглотнула. Никому не захочется сообщать такие новости другому человеку. Мэри будет убита. Элис представила себе ее лицо – эти огромные зеленые глаза, наполняющиеся сначала потрясением, потом ужасом, потом осознанием.
Она огляделась по сторонам, проверяя, нет ли вокруг прохожих и не смотрит ли кто из окон. Насколько можно судить, берег был чист, но она все же взяла в руку телефон, чтобы, если что, притвориться, что разговаривает. Ей удалось найти в конце живой изгороди место, откуда можно было свободно заглянуть в окно гостиной, но так, чтобы сама она оставалась скрытой из виду, если домовладелец выглянет в окно. Как он и говорил, он никогда не закрывал шторы.
Ближайшее к окну кресло было повернуто к Элис спиной, но она узнала футболку и то, как рукава облепили бицепсы. Она бы никогда не подумала, что он любитель смотреть такие глупые передачи, но на экране телевизора напротив мелькали кусочки видео с дурацкими розыгрышами, которые зрители присылают всем на обозрение. Прищурившись, Элис сумела разглядеть в нижнем правом углу экрана изображение небольшого перечеркнутого мегафона, что означало – у телевизора выключен звук. Трудно его за это осуждать.
Как долго придется ей ждать? Полчаса? Час? В какой-то момент все равно придется уйти домой.
Минутой позже она сделала еще одно фото, на всякий случай. Едва второй кадр был снят, он закрыл лицо руками. Телефонная трубка упала на пол.
Элис никогда в жизни не ненавидела с такой силой ощущение собственной правоты.
– 23 –
2009
Мэри так долго ждала Джима у входа в клинику, что туда за это время успели зайти два пациента. Когда появился третий – женщина с маленькой стеганой сумочкой на цепочке, ей, по крайней мере, хватило вежливости не протискиваться вперед мимо Мэри.
– Вы заходите? – спросила она, вытаскивая из кармана своего бежевого пальто какие-то бумаги.
– Да-да, извините. Я просто проверяла, туда ли пришла.
Хотя, казалось бы, она должна была это знать – Джим работал здесь уже восемнадцать месяцев. Но Мэри побывала тут лишь однажды – вскоре после того, как Джим начал работать в этой частной клинике, на вечеринке, которую устроили для сотрудников после работы. Все эти месяцы казались легкими, словно они оба окунулись в праздничную атмосферу. Джим был в таком восторге от новой работы – как он говорил, он мог заниматься своим делом без давления и выполнения бессмысленных задач, которые ставили перед ним на предыдущем месте.
Моргнув, Мэри вспомнила разговор о той жалобе, которая и довела его до срыва на поминках Да три года назад. Неудивительно, что он так беспокоился о своей работе. В том случае не было места ошибке, а то, что пациенты смотрят на докторов как на непогрешимых богов, тоже не способствовало разрешению ситуации. На этом фоне ее собственное дело казалось просто конфеткой, хотя по мере растущего с каждым днем количества заказов Мэри уже начинала задумываться, не слишком ли на большой кусок замахнулась, будучи и владельцем, и единственным работником своего бизнеса.
Она отступила в сторону, пропуская женщину с сумочкой к звонку. Дверь распахнулась, и Мэри вошла вслед за ней, стараясь, чтобы сумочка не ударила ее по бедру. Сейчас, в рабочее время, приемная выглядела по-другому. Было тихо, женщина в плаще листала глянцевый журнал, а в другом конце комнаты лысеющий мужчина постукивал ручкой по дощечке, пытаясь заполнить первичную анкету пациента.
Послышался приглушенный звук катящихся по ковру колесиков, и юная секретарша с длинными каштановыми волосами, убранными в хвостик, выглянула из-за компьютера и поздоровалась с Мэри.
– Доброе утро, вы были записаны?
– Я пришла к доктору Уитнеллу, – запнулась Мэри. Прямо перед ней висела его фотография, под которой было что-то написано. Четыре года совместной жизни, а она все еще при виде него теряет дар речи, даже если это всего лишь плоская картинка.