Читаем На краю света. Подписаренок полностью

«Господин волостной страж просит вас выйти в прихожую и ждать там решения суда», — помогал он дедушке Митрею выпроваживать публику из нашей судейской, когда мы заканчивали опрос свидетелей.

Таким же манером он приглашал тяжущихся входить в судейскую для заслушивания нашего решения. Так что дедушке Митрею оставалось только открывать да закрывать нашу дверь.

А мне этот Хлориан Крумпов чем-то не нравился. Вообще-то говоря, витебские жители меня очень интересовали. У них были какие-то звучные имена — Августин, Феофан, которые я встречал только в книгах. И одеты они были всегда как-то не по-нашему. Жили они в Витебке голодно, кормились одной картошкой, скота держали помалу, а одевались всегда лучше нас. Одевались они, как и мы, во все самодельное. Но это самодельное было сшито у них на городской манер. Они приезжали в волость в ловко скроенных тужурках, которые не чета были нашим неуклюжим шабурам и длинным неудобным шубам. Кроме того, они носили еще какие-то вязанные из шерсти рубахи. А наши мужики держали в несколько раз больше овец и шерсти с них снимали в десятки раз больше, а таких вязаных теплых рубах не имели.

Итак, витебские были вроде потолковее наших. На тяжелой крестьянской работе им за нашими, конечно, не угнаться. Но они умели как-то вкрадчиво подойти к начальству и добиться от него, чего им требуется.

Хлориан явился с жалобой на проезжекомских мужиков месяца полтора тому назад, когда я только заступил на место судебного писаря. Как и все приходящие с жалобами в волостной суд, он спросил, кто из нас будет судебный писарь, и, узнав, что судебным писарем являюсь я, подошел ко мне и уважительно поздоровался со мною за ручку. Вместо того чтобы сразу, как делают другие, выложить мне свою жалобу, он сначала расспросил меня, на какую сумму имеет право судить наш волостной суд, и только после того предъявил свой иск к проезжекомским мужикам. Еще ни разу мне не приходилось принимать жалоб на такую большую сумму за потраву. В старой судебной книге, которую я изучил от корки до корки, я тоже не встречал таких больших исков за потраву. И вообще, такая большая потрава выглядела неправдоподобной. Особенно для витебских.

За время своего пребывания в волости я тысячу раз слышал, что место в Витебке таежное, что хлеб там родится плохо, что сеют там понемногу и только озимую рожь, которая часто у них вымерзает, что хлеба своего им всегда не хватает и живут они главным образом на картошке. Откуда у Крумпова могла произойти такая большая потрава?

А примерно через неделю к нам приехал из Проезжей Комы Иван Толоконников узнать о жалобе Хлориана Крумпова. Он прямо ахнул, когда услышал, что тот думает высудить с него, с Непомнящего, Сычева и Сизых почти тридцать рублей. А потом попросил записать свидетелями с их стороны пятерых проезжекомских домохозяев и ихнего старосту и непременно вызвать всех их в суд. И вот теперь мне казалось, что неспроста этот Хлориан Крумпов увивается около нас, поддакивает нам во всем, величает нас всех господами и все время умильно смотрит на меня, как будто я прихожусь ему родным племянником.

Я понимал, что нам не следует его особенно привечать, принимать его услуги, вступать с ним в близкое знакомство. Но Иван Фомич советовал выгонять из судейской только тех, кто будет мешать суду работать, и ничего не сказывал о таких, как Крумпов, который не мешает, а, наоборот, всячески помогает нам. А потом, я просто не знал, как отшить его, сделать так, чтобы он не совался в нашу работу. Поэтому я старался по мере возможности не смотреть на него, не слушать, что он говорит, и все делать так, как будто его совсем нет в нашей судейской.

А он как ни в чем не бывало неизменно присутствовал при рассмотрении всех наших дел, внимательно выслушивал наши решения и громогласно всем заявлял, что наш суд самый правильный, что наш суд ни на какой кривой не объедешь, что это такой суд, который все видит, во всем разбирается, и что надо благодарить матерь божию, что мы имеем в волости таких честных, таких хороших, таких правильных судей.

От этих непомерных похвал мои судьи вырастали в собственных глазах и проникались еще большим расположением к Крумпову. И вообще, он им так понравился, что они единодушно признали его башковитым и очень уважительным мужиком и стали ласково называть его просто Хлором.

В один из перерывов этот Хлор сообщил нам, что его свидетели приехали наконец из Витебки и теперь все они налицо.

Тогда мы тут же решили приступить к рассмотрению его дела. Но оказалось, что Вайгант, Шкутан и Варник хотя в Кому и приехали, но в волость еще не пришли и где-то прохлаждаются по своим квартирам, а может, по дороге в суд застряли в лавке у Демидова. Крумпов долго извинялся перед нами за такое дело, а потом побежал их разыскивать. А мы тем временем занялись одним тесинским делом по жалобе Василия Кузьмина на своих односельчан Василия Анзурянова и Фаддея Еремеева на то, что они обрезали хвост и гриву у его лошади…

Перейти на страницу:

Все книги серии Память

Лед и пепел
Лед и пепел

Имя Валентина Ивановича Аккуратова — заслуженного штурмана СССР, главного штурмана Полярной авиации — хорошо известно в нашей стране. Он автор научных и художественно-документальных книг об Арктике: «История ложных меридианов», «Покоренная Арктика», «Право на риск». Интерес читателей к его книгам не случаен — автор был одним из тех, кто обживал первые арктические станции, совершал перелеты к Северному полюсу, открывал «полюс недоступности» — самый удаленный от суши район Северного Ледовитого океана. В своих воспоминаниях В. И. Аккуратов рассказывает о последнем предвоенном рекорде наших полярных асов — открытии «полюса недоступности» экипажем СССР — Н-169 под командованием И. И. Черевичного, о первом коммерческом полете экипажа через Арктику в США, об участии в боевых операциях летчиков Полярной авиации в годы Великой Отечественной войны.

Валентин Иванович Аккуратов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука