На крейсерах «Смоленск» и «Олег»

В Севастополе к нашим крейсерам был всецело применен любимый прием портовых и экипажных властелинов – спихивать с себя всякую залежалую дрянь, пропадать которой в складах и казармах все-таки не резон. Они рады были представившемуся случаю так снабдить наши два крейсера, суда чужого ведомства, с которых-де и взятки гладки, и, конечно, никому и в голову не приходила мысль, что этим наносится вред общему русскому делу, русским судам, судам собственно не военным и могущим очутиться в таких критических обстоятельствах, когда каждый негодный патрон, каждый фунт испорченного мяса могут повлечь за собой гибельные последствия.

А команда? Нам дали отбросы всех экипажей черноморской дивизии – людей, почти исключительно призванных по случаю войны из запаса, людей вялых, забывших то немногое, что они знали когда-то на службе. 90 % этого сброда были люди порочные и штрафованные, отбывшие в свое время самые тяжкие наказания.

Люди эти, конечно, нисколько не интересовались ни нашим походом, ни общим ходом военных событий, – единственное их желание было вернуться домой на родину, и каждая миля поэтому, удаляющая крейсер от родных берегов, делала их настроение все хуже и хуже. Команда наша не умела ни работать, ни даже веселиться. Вечно хмурые, с выражением затаенного негодования на недовольных лицах, они работали как мухи, никогда не веселились и бесконечно ссорились друг с другом из-за всякого пустяка. Господи, – думалось мне, – что же это будет, когда нам придется воевать не с беззащитными купцами, а с настоящим вооруженным врагом? И вот, такими-то людьми укомплектовали крейсера в Севастополе, – худшей услуги не могли сделать и японцы!

Ведь знало же начальство, что мы отправляемся не на partie de plaisir (увеселительная прогулка (франц.) – Прим. ред.), а на дело серьезное и ответственное; знало оно также, что командиры крейсеров – прекрасные моряки, от строя отстали давно и вместе с таковыми же офицерами не могли явиться ни воспитателями, ни даже авторитетом для этой испорченной, разнузданной массы никуда не годных людей. Конечно, это не могло не прийти в голову рачительным хозяевам экипажей и главному их начальнику, но соблазн отстранить от себя элемент, портящий команды того или другого экипажа и причиняющий поэтому немало хлопот, был настолько велик, что мысль эта, разве только мелькнув, не повела ни к чему, и люди назначались; «надо почистить экипажи, так оно будет спокойнее», – думалось при этом.

Утром 22 июля крейсер миновал группу островов Aldabra, принадлежащих Англии, а к вечеру того же дня французские острова Comoro, с вулканом Сartala (8000 футов) на острове Grand Comoro, той же группы; после этого мы вошли в Мозамбикский пролив. Что за чудные теперь стояли дни – тихие, не жаркие. Море спокойное, синее-синее расстилалось вокруг нас, сливаясь на далеком горизонте с таким же как оно глубоким, лазурным небом; воздух был так поразительно прозрачен, что дальность зрения увеличивалась в несколько раз, но нигде ни дымка, ни паруса. Только стаи летучих рыбок, обеспокоенные движением крейсера, взлетали из-под него во все стороны, и, сверкая на солнце, пролетали над поверхностью моря, чтобы потом снова погрузиться в его прозрачные воды…

Недолго, однако, пришлось нам наслаждаться этой чудной погодой. 26-го, как только крейсер вышел из Мозамбикского пролива, направляясь к южному берегу Африки, мы встретили сильный шторм от S – SO, причем температура упала до 16° R (20 °C. – Прим. ред.). В этот день мы вступили на тракт пароходов, а потому уменьшили ход. Шли мы теперь чрезвычайно медленно, под одной машиной, делая 3–4 узла, чтобы не тратить зря уголь. Ветер то стихал, то свежел снова, и громадная океанская зыбь не унималась, так что даже такой колосс как наш «Смоленск» иногда порядочно раскачивало, и размахи доходили до 27°. Все это время нам не попадалось ни одного судна, и лишь к вечеру 2 августа, когда крейсер, приблизившись к берегу, находился на траверзе (Траверз – направление, перпендикулярное к борту судна. – Прим. авт.) Algoa bay, мы встретили большой парусник, прошедший очень близко мимо крейсера, но, конечно, его не заметив, так как «Смоленск» шел без огней.