На крейсерах «Смоленск» и «Олег»

На обеде у губернатора, как и вообще во все время нашего пребывания в Дар-эс-Салааме, все без исключения немцы относились к нам как нельзя более любезно и предупредительно, что вначале, после первой, скорее недружелюбной, встречи во дворце казалось несколько странным. Говорили, что губернатор получил от императора Вильгельма предписание – оказывать русским крейсерам полное содействие, но содействие и симпатия – две вещи разные, и я думаю, что здесь немалую роль сыграла радость видеть новых людей, что местному обществу удается не часто, ввиду редкого посещения этого порта иностранными судами. К 1 сентября мы разгрузили «Гользацию» и отпустили пароход, в службе которого больше не нуждались, и в тот же вечер вышли в море. Когда, покидая Дар-эс-Салаам, крейсер узким проливом выходил на внешний рейд, белые и черные обитатели города высыпали на песчаный берег; они махали шляпами и платками, посылая нам свои приветствия и пожелания.

V

Во время стоянки крейсеров в Дар-эс-Салааме, из России было получено приказание – прекратить наши действия и возвращаться в Либаву, и так как идти назад тем путем, каким мы шли раньше, и на котором производили свои операции, наделавшие столько шума и вооружившие против нас общественное мнение – было бы более чем неприятно, то решено было идти назад не Суэцким каналом, а, обогнув Африку, подняться на север вдоль западного ее берега. Этим мы избегали предстоявших нам снова стоянку в Суэце и проход каналом с непременным пребыванием в Порт-Саиде, т. е. посещения мест, бывших свидетелями позорной передачи наших законных призов в руки их владетелей, являвшейся попранием русского имени, и без того не пользующегося большим престижем среди иностранцев. Но неизвестно почему, приказанию возвращаться вскоре последовало и другое – возвращаться тем же путем, и это значило, что нам еще не раз предстоит быть свидетелями позора своей родины. Мы стали теперь безвредны для контрабандистов и сделав, хотя и не по своей вине, в общем так мало, – должны были идти на бесполезную стоянку в Либаве, – к чему?

Разве так-таки и не было больше дела для двух быстроходных, вооруженных пароходов, могущих продержаться в море, не пользуясь услугами портов, свыше 60-ти дней? Отчего было не попытать счастья на линии Сан-Франциско – Япония, где мы могли бы появиться как снег на голову, внезапно покинув берега Африки, будучи затем в состоянии продержаться в океане сколько угодно времени, пополняя запасы угля с парохода, поставленного у одного из бесчисленных, мало известных островов Полинезии? На крейсерах имелись всевозможные приспособления для порчи подводных телеграфных кабелей – драги, кошки и проч. – неужели ж больше не считалось возможным использовать эти инструменты и, оборвав кабели, соединяющие Японию с материком, поставить врага в критическое положение?

Все было кончено. Правительство, сделавшее было такой решительный шаг для борьбы с неприятелем, не брезговавшим никакими средствами для достижения успеха, после первой же угрозы сыграло назад, спихнув с себя всякую ответственность за происшедшее по его же инициативе, как будто нельзя было предвидеть заранее протеста держав, как будто кому-нибудь может нравиться, когда его публично укоряют в нечестном и нелегальном поступке! Я не знаю общего плана действий всех вспомогательных крейсеров как по эту, так и по ту сторону Африки, судя же по рассказам и сопоставляя некоторые факты, вижу, что задуман он был широко и хорошо. Но крейсера, вышедшие из Балтики, как по своим качествам, так и по недостатку инициативы их личного состава, оказались далеко не на высоте, а происшедшие затем недоразумения между Морским ведомством и Управлением торгового мореплавания, в ведении которого состояли эти крейсера, и, наконец, угрозы держав, признавших наши действия разбойничьими и пугающих войной и без того сбитую с толка Россию, – все это совершенно расстроило предприятие и привело его к недостойной комедии, уронившей в глазах всего мира достоинство России.

В 6 ч 30 мин вечера 10 сентября мы благополучно прибыли в Суэц, в первом часу ночи вошли в канал, а на другой день, в 4 часа дня, встали на якорь в Порт-Саиде. Угля у нас было еще достаточно, но чтобы не перегружать его из трюмов в ямы, которые опустели за переход, будучи в Суэце, мы заказали уголь по телеграфу и рассчитывали, по приходе в Порт-Саид, тотчас же приступить к погрузке. Делается это обыкновенно без всякой задержки: как только судно становится на якорь, к нему подводят баржи, и арабы-рабочие с поразительной быстротой производят погрузку, причем неистово голосят, подбодряя себя к работе. Теперь барж не было и помина; мы прождали час, другой, третий – угля все не везли, и, когда по этому поводу был сделан запрос, нам ответили, что по распоряжению правительства крейсерам не будет отпущено ни угля, ни воды, ни провизии.