На кромке сна

Хорошенько прицелившись, Паня еще пару секунд колебался, нажать ли ему на курок, задержав дыхание, как учили игры, или на выдохе – как наставлял ОБЖшник. Послушавшись хоть и подпитого, но все-таки реального вояку, а не кучку сутулых прихвостней Бобби Котика, знающих войну только с шведами из Dice за кошельки школьников, он выстрелил на выдохе. Цель, будто стая спугнутых птиц, разлетелась по сторонам сверкающими осколками. Всеобщее раскатистое оханье, не успев прокатиться по всему залу, разрезалось чередой ответных выстрелов. Стреляли в Панину VIP-ложу – разбитое стекло быстро выдало Паню. Рефлекторно прижав карабин к груди, он попятился к двери. Следы от пуль, мелко, но быстро шагая по потолку, подбирались к нему все ближе – стрелки взбирались на сцену, срезая мешающий угол. Паня уткнулся спиной в дверь, от страха издав сдавленный стон. Но именно этот испуг будто бы вывел его из оцепенения – быстро нашарив за спиной ручку и ухватившись за нее, он провернулся, как танцовщица – под рукой партнера, и выбежал в коридор. А в следующую секунду с лестницы в него влетел здоровяк в шлеме, бронежилете и с автоматом в руках. Паня понял, что застигнут врасплох. Это понимание, как всегда бывает в дурных снах, где на тебя мчится поезд, его парализовало, но выстрелов почему-то все не было. Схватившись за ручку противоположной двери, точнее даже поймав ее, внезапно ожившую, Паня, надавив всем телом, ввалился в другую комнату и захлопнул за собой дверь. Когда спустя миг коридор захлопал выстрелами, Паня для себя с ехидством отметил, что за артистом – даже со стволом в руках – террориста в нем увидели не сразу. Комната оказалась тесным кабинетом с цветочными горшками на подоконнике, рабочим столом посередине и стеллажами с разноцветными папками вдоль стен.

Не увидев никаких защелок под ручкой двери, Паня заметался глазами по кабинету, примеряясь, с чего начать постройку баррикады. У стола, приставленный к нему боком, стоял стул с черной тканевой обшивкой, но у Пани не было времени, чтобы прилаживать его к двери – в объятую паникой голову лезли только мысли о чем-то большом и тяжелом.

Положив «Сайгу» на стол и вышвырнув с полок первые попавшиеся папки, Паня развернул один из стеллажей и стал двигать его к двери. Когда оставалось лишь плотно его прислонить, кто-то снаружи со всей силы толкнул дверь, так что баррикада, принявшая удар, чуть не повалилась на Паню. От испуга, смешанного со внезапно нахлынувшей злостью, Паня, вложив в это движение всю оставшуюся силу, влетел плечом в стеллаж, так что тот, чуть ее не вышибав, впечатался в дверь. Через секунду по ней задолбили, но не прикладом, а, кажется, кулаками.

– В здании стрельба, срочно выходите! – кричали за ней.

Надежда, что все это только пригрезилось Пане, что если он упал, то не с небоскреба и не со скалы, а с кровати, затмила всяческие подозрения и заставила забыть об осторожности. Паня хотел было двигать шкаф, чтобы выйти навстречу этому заботливому человеку, но позади кто-то проворчал:

– Ишь хитрые какие…

Если раньше липкий холод содеянного не был столь мучительным, потому что Паня, как водяная мельница, переносил его порывы порциями, то сейчас он, секунду повисев в воздухе, обрушился каскадом на его голову. Он повернулся к Денису, сидевшему в кресле за рабочим столом. На руках, облокоченных на стол и широко расставленных, как на подставке, покоился карабин.

– Паня, а ты знаешь, что такое смерть? – по-отцовски сурово спросил Денис, как бы затевая разговор о тех последствиях, к которым неминуемо приведут Панины проказы.

Паня подошел и, не сказав и слова, взял из его рук «Сайгу». В дверь продолжали настойчиво стучать.

– Посмотри в окно.

– Окна, окна… – ворчал Паня, – сегодня случайно не день рождения Билла Гейтса? – и все же он, по-прежнему стоя перед Денисом, посмотрел в окно за его спиной.

За ним была комната, освещенная такой же, как в предыдущем помещении, лампой, с заслоненной стеллажом дверью, сваленными на полу папками скучных строгих цветов и стоящим посередине черным человеком с длинными растрепанными волосами и оружием в руках. Его силуэт был словно бы вырезом в пространстве, в котором зиял космос полупрозрачных уличных огней.

– Что ты видишь? – спросил Денис.

– Я вижу себя.

– Нет – взгляни за окно.

– Ничего, – только я и комната – даже тебя нет.

– А как… вернее, когда ты сможешь увидеть улицу за окном? – спросил Денис.

– Не знаю… наверно, когда свет погаснет.

– Но когда погаснет свет, сможешь ли ты вообще что-нибудь видеть?

– Ну… только если он есть там, за окном.

Денис встал с кресла, обошел стол и встал рядом с Паней, обняв его за плечо и словно бы вместе с ним любуясь видами ночной Москвы.