На круги своя

За окнами светило солнце, а мы занимались любовью на голом матрасе, позабыв задернуть портьеры. И я летала, разбивалась на кусочки и жаждала нового проникновения. Груди ластились к мужским ладоням, язык не знал покоя, извиваясь в танце пламени.

Случившееся камнем лежало на сердце. И пусть Соланж клялся, что я не галочка в списке побед, проводил до дома и согласился сопровождать в оперу, легче не стало.

Долго лежала в ванной и думала. Следы близости давно стерлись, только душа не очистилась.

Я изменила Эллану. Предала, когда он поверил, открылся, сказал то, о чем молчат. Признание в любви, дозволение видеть свою слабость — я ведь его перевязывала, мыла, с ложечки кормила — часто не даруется даже жене. Ближе некуда — Эллан не только сознание открыл, но и на-ре отдал. И самое главное: я сама думала о лорде с неизменной теплотой. Не только как о человеке, но и как о мужчине.

Проводила мягкой губкой по коже и вспоминала обе страстные ночи.

Даже сейчас, после Соланжа, прошлое не померкло. Если бы разлюбила, мысли не скатились с чувства вины на игривое бесстыдство. Я бы не стала целовать, не думала бы, какой он красивый. Отринув стыд, ласкала, радуясь оттого, что Эллану хорошо. Ради него я готова пересмотреть все кристаллы, поговорить с Риной — кем угодно, лишь бы добиться опустошенной улыбки на губах любимого. И самой растекаться горячим шоколадом в его руках.

Только вот Соланж…

Когда некромант овладел вторично, мир рухнул, разлетелся на яркие осколки. И рушился каждый раз, когда Соланж дарил частичку себя.

Четырежды! В последний раз так глубоко, быстро и резко, что казалось: не выдержу, но именно тот раз стал самым сладким. Соланж словно не мог насытиться, боялся потерять, а я с головой неслась в пропасть. После усталое тело обуяла небывалая легкость, сердце трепетало от радости. Разве такое возможно без любви?

Соланж пытался со мной поговорить, назначал встречи, но я упорно не отвечала и рвала записки. Пряталась от него, посвятив все время Эллану. Тот заподозрил неладное, но тактично молчал. Не выдержал только, когда в приступе раскаянья горячечно расцеловала его лицо.

— Дария, — Эллан перехватил руку и положил себе на сердце, — что случилось, что тебя гложет? Я все жду, но ты молчишь, а беспокойство не проходит.

Отделалась отговоркой: мол, все виню себя за раны любимого.

— И поэтому не выезжаешь, не смотришь в глаза? Кажется, у наиви принята искренность, — Эллан открыто обвинял во лжи.

Трусливо отвернулась. Не могла признаться в случившемся, что в постели мне одинаково хорошо с обоими, а верхний этаж заставлен цветами от Соланжа.

Ничего, зато Эллан поправляется, он вообще умница, с такими повреждениями — и сидит. Пусть по полчаса в день, но уже!

Аппетит волчий — хороший признак. Точно вместе на зимний бал пойдем, а там сделаю предложение, разрублю узел. Никакого Соланжа!

— Я иду в оперу, вот и волнуюсь, — вымученно улыбнулась и поправила одеяло.

Ложь казалась спасением. Нельзя расстраивать больного.

— Почему? — Взгляд Эллана стал холоднее.

В отчаянье скомкала перчатки на коленях.

Он Чувствующий, он все знает! Может, даже читает мысли. Там, в Умерре, я разрешила.

Ужас прошиб холодным потом.

Эллан замкнется, отдалиться. Только не могу, не могу сказать правду. Тогда вообще конец.

— Там… там… — нервно кусала губы, ища спасения. — Я одна, меня пытались убить — разве мало причин для беспокойства?

— Дария, почему ты меня жалеешь? — В лоб спросил лорд и приподнялся на подушках. — Не отпирайся, эмоция очень сильная. А еще боишься. Я не обижусь на сострадание, понял, твои чувства иные — не презрение, а любовь.

— Ты меня убьешь, — опустив голову, чуть слышно прошептала в ответ.

Недолго длилась сказка. И, как всегда, ее разрушила легкомысленная девица.

— Я тебя никогда не убью, — пальцы ласково погладили щеку и смахнули одинокую слезинку.

— Прогонишь. — Рыдания подбирались к горлу.

— Никогда не прогоню. Только если сама уйдешь. Так почему ты плачешь?

Эллан протянул перебинтованные руки, чтобы заключить в объятие лицо, а я не выдержала. Слезы градом полились по щекам.

— Я… Я не могу, пожалей меня! — всхлипнув, уткнулась в его колени.

Пусть догадается сам, прочитает в мыслях, только не спрашивает!

Ненавижу, ненавижу себя за слабость. За то, что вербена затмила разум и воцарилась в сердце.

Плечи подрагивали. Дыхание прерывалось всхлипами.

— Иди ко мне.

Эллан раскрыл объятия, предлагая успокоиться на его груди.

Изумленно посмотрела на него. Как, а гневно скривить губы, допросить?

— Я тебе изменила, — сожгла мосты за спиной и подняла на лорда заплаканное лицо.

В спальне ненадолго воцарилось молчание.

Руки Эллана опустились на одеяло. Напряженные, твердые. Глаза заледенели.

В голове промелькнуло: «Кончено!»

Тоненько всхлипнула и сползла на колени.

Почему он молчит? Хоть бы кричал. Не станет. Навсеи держат эмоции в узде. Эллан просто станет чужим, а я — бездомной собакой. Не в прямом смысле — лорд не прогонит, — в переносном. Кто я без любви Эллана?

На шее любимого дернулась жилка. Будто струна оборвалась.

— С кем? — вопрос прозвучал глухо, словно из подпола.