На крутой дороге

Надя даже вскрикнула: ведь это и для нее большая радость. Они давно мечтали об этом. Лариса была дурнушкой: волосы неприятно рыжие, лицо в веснушках, а сама непомерно худая. Даже старые холостяки ее обходили. Лариса очень страдала. И чем больше страдала — тем сильнее худела, становилась от этого еще менее привлекательной. Надя любила Ларису и переживала за подругу. Чего только не делала она, чтобы помочь Ларисе: в косы вплетала яркие ленты, и фасоны платьев придумывала такие, чтобы сгладить худобу, сама жениха ей подыскивала и не одному из них пыталась открыть глаза на душевные качества Ларисы. Однако ничто не помогало. Надя уже боялась, что Лариса так и зачахнет в девушках. И вот наконец-то!

— Кто же он?

— Сегодня увидишь.

Надя обняла подругу и поцеловала ее. Обе даже всплакнули на радостях.

Лариса заговорила о Василе. Она видела его утром. Василь просил Ларису и для него достать цветы, так как он вернется из части только к вечеру. Они условились вместе выйти к пароходу.

И Надя желала теперь только одного — чтобы скорее наступил вечер.

III

Мысль поехать на завод пришла внезапно. Мать удивилась: только вошла в дом и снова из дому. Советовала отдохнуть — успеешь, мол, еще и устроиться и наработаться. Однако, уговаривая, она знала: раз Надежда надумала что-то, ничем не остановить ее — отцов характер.

Конечно, у Надежды на заводе были важные дела: ведь там теперь должна начаться ее новая жизнь. Хотелось поскорее узнать, как ее примут, куда назначат. Впрочем, сегодня она, возможно, и не поехала бы, если бы не желание быстрее скоротать время до вечера.

Автобус вышел за город и, слегка покачиваясь, свернул на заводскую трассу. Шум и непринужденное веселье царили в автобусе. Здесь все свои: прокатчики, литейщики, лаборанты — в большинстве молодежь. Гомон, шутки, смех… А в уголке три девушки, мило обнявшись, тихо напевали:

Ой, коли б той вечір
Та й повечоріло,
Може б, моє серце
Та й повеселіло…

В автобусе знакомых не было, но Надежде казалось, что все смотрели на нее как-то особенно приветливо, словно уже знали, кто она, куда едет, и радовались ее успехам. Даже эту песню, в которой звучало взволнованное желание скорее увидеться с милым, как будто нарочно пели для нее.

За окном раскрывалась панорама заводов. В сиянии солнца они выглядели еще величественнее, чем на рассвете, в огнях. Множество еще не закопченных, светлых кирпичных труб высилось, будто гигантские колонны, на которых держится голубой небосвод. Без конца тянулись кварталы цехов Алюминиевого; за ними поднимались черные, как галки, батареи Коксохимического; то длинные, как улица, то стремительные, как башни, выплывали сооружения Электродного, Днепроспецстали, Ферросплавов. Где-то вдали на дымчатом горизонте виднелись, корпуса Шамотного, Ремонтного. И вдруг, уже совсем близко, над зелеными волнами парка вырос на холме могучий красавец — завод «Запорожсталь». Казалось, до самого неба доставали красные башни его сверхмощных домен. Сверкали на солнце стройные ряды исполинских цехов.

У Надежды радостно заблестели глаза. Чем-то особенно родным повеяло от этого завода. Именно тут она начинала свою трудовую дорогу, отсюда ее послали учиться, и об этом заводе она мечтала в институте. Даже в горьковатом запахе гари, просачивавшемся в автобус, ощущалось что-то давно знакомое и по-домашнему привычное.

А позади, где-то далеко за Днепром, тонул в мареве Днепрогэс. И из этого марева, как бы повиснув в воздухе, выплывали крылатые мачты. Словно косяки фантастических птиц, без конца и края летели они из голубой мглы, переплетались тут, перестраивались и такими же косяками — легкими и ажурными — снова улетали вдаль.

«Ой, что-то мне сегодня все слишком красивым кажется!» — подумала Надя и сама себе пыталась доказать, что все это у нее от счастья: ведь уже совсем скоро она увидится с Василем! Но снова и снова убеждалась в том, что здесь и в самом деле все красиво и могущественно. С удивлением замечала она множество новых сооружений, выросших за время ее отсутствия.

За спиной неожиданно вспыхнул спор. Двое парнишек смешно и наивно доказывали друг другу, чей завод лучше.

— Наш, говорю!

— Электродный?

— А что?

— Фи! Тоже завод! И трубы порядочной нет. Одни коробки. Вот завод! Иже-богу, это завод! Гляди, сила какая — эх! Красота какая — ух!

Надя оглянулась. Спорили, видно, друзья, хотя и горячились не на шутку. На одежде обоих еще заметны следы петличек ФЗУ. Особенно горячился кудрявый и черный как жук парнишка. Вид, хватка и выговор этого «жука» безошибочно говорил, что родом он из цыганского табора. И когда он восклицал: «Красота какая — ух!» — глаза его вспыхивали и горели, как угольки в горне. Но и другой не уступал:

— Зато ж у нас чистота какая! Цветы в цехах!..

Цыганенок скептически передразнил:

— «Чистота»… За чистотой ко мне приходи. На насосную. Плюнуть нельзя. Вот ей-ей. А плюнешь — загоришься.

— От чего?

— От стыда!

И оба звонко расхохотались.