На крыльях

– Если бы ты, милый мой олух сдерживал свои позывы набить всем подряд морды, ничего бы не случилось, – всегда обвиняла во всем других людей Нина. – Ты просто больной озабоченный психопат. Вообще понимаешь, что тебе сегодня могли перебить руки так, что ты себе даже воды не мог бы налить, не то что играть на ударных?! Почему ты молчишь?! – взвизгнула она, понимая, что это запоздалая истерика.

Она и правда боялась, что ему повредят руки. Или дурную голову – и он станет овощем. Или просто убьют – это, ведь, оказывается, так просто.

– Слушай, – вдруг сказал Келла, садясь рядом. – Я тут подумал. Если ты хочешь, то давай разведемся.

Его голос был спокойным и почему-то – тихим. И это было непривычно – парень всегда разговаривал громко, уверенно, твердо.

– Что? – не сразу поняла смысл его слов Нина.

– Разведемся, – повторил Келла почти мягко. – Как там сделать так, чтобы деньги остались с тобой? Сделаю все, что нужно. Только скажи, ладно?

Девушка смотрела на него и не понимала, что происходит.

Его лицо выглядело сейчас очень взрослым. Казалось, что он тщательно обдумал свое предложение.

– Я не поняла, – медленно произнесла Нина, – ты решил от меня избавиться, Рыло?

– От тебя не избавиться, – усмехнулся парень и с какой-то странной нежностью посмотрел на нее. – Ты же как пуля – пробиваешь сердца насквозь. И такая же дура, – добавил он в сердцах.

– Следи за хлеборезкой. С какой такой стати я должна с тобой разводиться, утырок? – потребовала объяснений Нинка. – А! Испугался Матвея, – вдруг поняла она с каким-то непонятным сожалением. – Ты боишься, что теперь от всех придется огребать, кому я отказала?

– Я же сказал – дура, – все так же раздражающе произнес Келла. – Совсем не поняла? Или притворяешься?

– Объясни нормально. Я язык дегенератов не понимаю.

– Я не хочу, чтобы из-за меня ты страдала, – услышала Нина резкое. – Не хочу быть ответственным за всякое дерьмо, которое происходит с тобой по моей вине. Как сегодня. Я едва не стал героем, когда увидел тебя там, – усмехнулся Келла. – Мне уже по боку твоя гордость, можешь брать мою и топтать, раз ты повернута на ней. Забирай эти деньги, живи счастливо.

Теперь уже молчала Нина. А Келла продолжал:

– Я думал, что смелый. Море по колено. Ничего не боюсь. Но сегодня мне было страшно. Я смотрел на тебя и просто… – Парень выдохнул. – И просто понимал, что тут пробивает, – он ударил себя кулаком с содранными костяшками по груди. – Когда совсем накрыло, я закричал, что люблю тебя. Не хотел, чтобы они поняли, как боюсь.

Было странно слышать все эти слова. Из-за них сильнее начинало стучать сердце и кровь приливала к щекам. И вместо обжигающего искристого огня злости появился теплый закатный свет.

– Мне тоже было страшно, – призналась вдруг девушка в порыве, зная, что потом, может быть, будет жалеть, что это сказала, но еще больше будет жалеть, если не скажет сейчас. – Это было мерзко, отвратительно! Настоящая крипота. Гордись, малыш, сама Нина Журавль боялась за тебя. А разводиться со мной я тебе не позволю. По крайней мере, сейчас. Отвечай, – потребовала она властно, – ты понял меня? Ты опять молчишь! Бесишь! – Нина ударила его по плечу, и парень тотчас поморщился от боли – она попала по больному месту. Даже вполсилы этот Вик бил мощно.

Но парень ничего не сказал. Просто смотрел на девушку и снова молчал.

– В тебе открываются новые раздражающие меня стороны. Когда ты молчишь, бесишь еще больше, чем когда говоришь, – сердито сказала она.

– Возьму на вооружение, зая, – отозвался Келла. – Так что с разводом? Ты уверена? Не хочу держать тебя рядом, если не нужен тебе. Или нужен как наживка для денег.

– Нужен! – сердито рявкнула Нина и посетовала горестно:

– Почему у меня такой тупой муж?

– Зато сильный, – слабо улыбнулся Келла.

– И избитый. Хочу на ручки, – вдруг жалобно сказала Нина и долго сидела с Келлой, то шепча что-то нежное, почти воздушное, то грозя всеми карами небесными и земными, если он вздумает с ней разводиться. А он гладил ее по волосам и молчал. Он действительно слишком сильно боялся за эту девчонку. А за себя… За себя он не боялся никогда.

Вечером они отправились с аэропорт, неожиданно умиротворенные.

Перед тем, как сесть в самолет, Келла получил от Нины сообщение, в котором был лишь один смайл – синее сердце. И, не задумываясь, отправил ей точно такое же.

Они оба отлично поняли друг друга.

* * *

Почти неделю Антон провел в городе, делая меня самой счастливой, а после – улетел. В начале мая «На краю» должны были выступать на крупном рок-фестивале в Штатах, а до этого времени записать новую песню – ту самую, отрывки которой я уже слышала в исполнении Антона. Я называла ее «Оригами».

– Мы скоро встретимся, малышка, – сказал мне на прощание Антон и, заметив в моих глазах слезы, улыбнулся, но безрадостно, почти тоскливо:

– У тебя должен был появиться иммунитет к прощаниям.

– А у тебя он появился? – спросила я, вглядываясь в его лицо, будто хотела запомнить каждую его черточку.

Антон лишь покачал головой.