– В прямом. Ты говоришь про судьбу, и если следовать твоей логике о том, что какие-то люди предназначены друг другу, то Антон предназначен мне, – я разрешила себя ухмыльнуться, хотя внутри все ныло от щемящего чувства предательства. Кирилл использовал меня, как разменную монету. – Я встретила его, когда мне было лет тринадцать или четырнадцать. А потом училась с ним несколько лет, не обращая внимания. Судьба ли это? Я не знаю.
Он молчал, хмуря брови.
– Знаешь, что я поняла, Кирилл? – продолжала я. – Это все мы. Мы сами строим нашу судьбу. Ты обманул меня, поступил совсем не по-дружески, и не стоит все спихивать на судьбу или прикрываться ею. Это был твой выбор. – Я замолчала на мгновение. – Мне пора. Ты тоже иди. Под апрельским дождем легко простудиться.
Он не двинулся с места. Стоял, смотрел и молчал.
– Кирилл… Иди. И я пойду. Мне холодно.
Я пошла к подъезду. А он – за мной.
– Кирилл, – обернулась я, уже стоя под козырьком. – Зачем ты это делаешь?
Я злилась. Он улыбался. И вдруг снял с себя ветровку и протянул мне, оставшись в одной темно-синей майке. А я увидела татуировку, на которую то ли не обращала внимания раньше, то ли впервые заметила – на его плече был паук с крыльями. Что-то очень знакомое.
Гитара, точно! Та, что осталась у нас. На ее корпусе – такой же рисунок.
– Я хочу, чтобы мы были друзьями, – сказал Кирилл. – Без какого-либо подтекста.
– Ты шутишь? – устало вздохнула я, понимая, что он просто меня не понимает. Антон сказал однажды, что до некоторых людей, например, до Алины, слова не доходят – они просто не слышат их, но доходят действия.
Может быть, и мне стоит попробовать воспользоваться советом Антона?
– Я люблю шутить, – кивнул Кирилл. – Но сейчас серьезен.
– Ты помнишь, что в тот раз забыл у нас кое-что? – спросила я.
– Помню, – не стал скрывать он. – Я оставил у вас свою малышку. Когда-то я отдал за нее последние деньги, что у меня были.
И мне вдруг до ужаса захотелось, чтобы он забрал забытую вещь.
– Я была бы рада, если бы ты взял ее обратно, – продолжала я. – Подождешь? Я сейчас вынесу.
Кирилл кивнул. А я пошла к подъездной двери.
– Ты же вернешься? – окликнул он меня. Я молча кивнула.
– Иначе я постучусь к тебе в окно, – пообещал парень. И я уже не знала – то ли это шутка, то ли правда. Я чувствовала, что больше не понимаю его.
Вернулась я спустя пять минут, неся гитару фирмы Taylor – ту самую, которую Кирилл когда-то забыл у нас: из черного дерева, с аэрографическим изображением паука с ангельскими крыльями. Я думала, что Кирилла уже не будет, но он все так же стоял и ждал меня, засунув руки в карманы.
– Вот, – сказала я, отдавая гитару ему. – Возвращаю. Она слегка поцарапана, но вроде бы с ней все в порядке. Знаешь, я хотела бы вернуть тебе твои подарки, но не могу – я хочу, чтобы они напоминали о том друге, который у меня был. Спасибо, хоть и ты не считал меня своим другом, а дорогой к мести Антону. До свидания, Кирилл. Я была рада нашему общению.
Я развернулась, но он схватил меня за руку.
– Катя! Ты не понимаешь.
Это ты не понимаешь.
Я вырвала ладонь из его пальцев, понимая, что все это – неправильно. Да и ощущение того, что со мной играют, не покидало.
– Возможно, где-то неподалеку стоит человек с камерой и скоро у Антона появятся снимки, где ты держишь меня за руку, – горько сказала я, вспомнив, что Тропинину присылали снимок, где я сидела на коленях у Кезона во время фан-встерчи. – Не надо со мной играть.
Я не жертва.
– Вся жизнь – игра, – исказила лицо Кирилла улыбка. – Только я играю по-честному, а твой Антон – нет. Катя. Катя, если ты так решила – прекратить общение, поцелуй меня на прощание? Чтобы у нас был и первый поцелуй, и последний.
– Ты смеешься? – закричала я.
И он правда рассмеялся.
Не желая больше слушать его, я спешно ушла под раскат грома и краем глаза увидела букет белых роз, мокнущих в урне.
Это было ужасно знакомо, но почему-то не вызывало жалости – лишь сердило, как плохой спектакль.
На следующий день, серый и беспросветно тусклый утром, но теплый и солнечный вечером, мне позвонила мать Антона. Я как раз сидела на паре, когда заметила, как беззвучно светится экран мобильного телефона. Увидев знакомый номер и поняв, что это Алла Георгиевна, я впала в ступор. Однако все-таки выскользнула тихо из аудитории и приняла вызов с бешено колотящимся сердцем.
Что она опять задумала? Вновь будет шантажировать меня и мою семью?
– Катя Радова? – услышала я голос Адольской. Такой же надменный, как и в прошлый раз, но чуть более теплый – всего на пару градусов.
– Здравствуйте, – тихо ответила я.
– Узнала? – осведомилась Алла.
– Да. – Я прислонилась к стене, не понимая, чего она от меня хочет.
– Радует твоя хорошая память. Я хочу поговорить с тобой, – словно услышала Алла мои мысли.
– Снова что-то случилось с Антоном? – спросила я тревожным голосом.
– Нет. И, думаю, ты лучше знаешь, что с ним происходит и случается.
– Тогда что вы хотите? – этот вопрос я задавала с опаской.
– Поговорить. Приезжай ко мне в семь. – Она продиктовала адрес, вновь даже не интересуясь, смогу я или нет.