На крыльях

Эти слова для меня были шоком.

– Перемирие? – повторила я.

– Я терпеть не могу, когда меня не понимают. Но еще больше не люблю, когда за мной повторяют слова, – поморщилась женщина. – Поэтому контролируй себя, чтобы не раздражать меня.

Я молчала – просто непонимающе смотрела на мать Антона, пытаясь найти в ее словах подвох.

В это время нам принесли кофе – горячий, ароматный, с пенкой.

– Я не хочу войны, Катя Радова, – продолжала Алла, сделав глоток. – Прекрасно зная упрямство Антона и примерно представляя степень твоей глупости, могу предположить, что разрушить ваши отношения будет не просто. К тому же, – была она совершенно пряма, – я не могу давить на Антона, поскольку мы только-только начали общаться. И скажу тебе честно, девочка, терять сына я не хочу. Поэтому мне придется смириться с тобой. Однако, Катя, ты должна понимать одну простейшую вещь.

Ее пристальный взгляд буквально просканировал меня. И я не отвела глаз – с трудом, но выдержала его.

– Какую вещь? – спросила я.

– Статус, – просто ответила Алла. – Моя семья имеет определенный статус. Если ты захочешь войти в мою семью, то ты также должна иметь статус. Для Олега, – не без отвращения произнесла она имя бывшего супруга, – ты – девочка из интеллигентной семьи, чей отец – знаменитый художник. Ему этого достаточно. Однако мне – нет. Я приму тебя в качестве женщины моего сына, если ты сможешь чего-то добиться.

Я с удивлением глядела на мать Антона.

– И чего я должна добиться, по вашему мнению?

– Ты будущий юрист по образованию. Подумай сама – прокуратура, адвокатская контора… Хотя, – прищурилась она, – защищать преступников такие идейные девочки, как ты, не будут. А для работы в прокуратуре в тебе нет должной жесткости и железного стержня. Юридическая фирма. Неплохой бизнес, кстати говоря. Как ты на это смотришь?

Я молчала, не зная, что ответить.

– Еще один вариант – остаться в аспирантуре, затем преподавать, защищать научные степени. Мой брат поможет.

– Я не хочу работать по специальности, – сказала я, все еще не понимая – это розыгрыш? Адольская дала свое согласие на то, чтобы мы с Антоном были вместе? Конечно, нам это было не важно, но она, судя по всему, считает иначе.

– Даже так? – откинулась Алла Георгиевна на спинку дивана. – Тогда чем ты хочешь заниматься? Сидеть на шее моего сына?

Это прозвучало резко.

– Глупости, – сказала я, чувствуя, как загорелись щеки. – Я никогда не гналась за деньгами. И сидеть на шее вашего сына точно не собираюсь.

– Тогда что ты хочешь делать после университета? Остался год, насколько я помню. Или так и останешься официанткой? – спросила она снисходительно. Видимо, изучила мою биографию.

– Нет, у меня другая цель, – вдруг сказала я. – Хочу поступить заочно на ресторанное дело. Учиться и работать. А потом открыть кофейню. Или кондитерскую. И создать не просто место, где можно перекусить, а место, куда будут приходить отдыхать.

Алла смотрела на меня, как на дурочку.

– Не романтизируй. Работа в сфере общепита сложная.

– Я знаю.

– И ты думаешь, у тебя что-то получится?

– Как знать, – пожала плечами я, сожалея, что рассказала матери Антона о своих планах. – Но я буду стараться.

И я сделала первый глоток кофе – он оказался на удивление вкусным, насыщенным, с приятной горчинкой и стойким послевкусием.

– Если бы ты ответила что-нибудь в духе: «Конечно, нужно лишь верить, и я всего добьюсь», я бы крайне разочаровалась и попросила тебя покинуть мой дом, – сообщила Алла. – Но, как я уже говорила – в твоем случае еще не все потеряно. Что ж, я поняла тебя, Катя. Подумаем, что с этим можно сделать?

– Почему вы должны что-то с этим делать? – неожиданно резко спросила я.

– Почему ты заставляешь меня повторять дважды? Я же говорила. Статус. Ты должна иметь статус. Поскольку ты молода, неопытна и имеешь весьма радужное представление о мире, мне придется тебе помочь. Нет, милая, не думай, что я буду спонсировать тебя. Но мои связи могут многое решить.

Похоже, желание контролировать все и вся у Адольской не пропало. Не получилось с Антоном – она решила взяться за меня. Наверняка подумала, что такую девчонку, как я, можно будет воспитать под стать себе. Не думая, что у нее получится.

Однако на душе у меня почему-то стало спокойнее, стоило мне понять, что Алла приняла меня – со скрипом, со своим нелепым условием статусности, но все же приняла.

– Спасибо, но я сама попытаюсь чего-то добиться, – сказала я, а Алла меня словно не услышала.

– Это не ради тебя. Ради моего сына, – ответила она.

– Антон вас любит, – зачем-то добавила я. – Но вы слишком сильно на него давили. И он ушел. Он ведь как вода – перекрой реку, и она поменяет русло.

– У всего есть цена, – вдруг проговорила Алла. – И я ее заплатила.

Она не стала мне улыбаться и просить остаться на ужин, не стала просить меня рассказать об Антоне, не стала показывать альбомы с его детскими фотографиями, просто дала понять, что не будет мешать нашим отношениям. И, честно говоря, от этого мне стало легче.

Мы молча допили кофе, и я, встав, сказала, что мне пора.